Жорж-Эммануэль Клансье - Детство и юность Катрин Шаррон

Катрин захотелось тоже оставить камень в память своего посещения. Она поднялась с колен, сделала несколько шагов по дорожке, отыскала подходящий камешек и вернулась обратно. Теперь на могиле лежало десять камешков. Катрин снова опустилась на колени между насыпями, Потом встала, отряхнула землю со своей юбки.

«Мама, я должна уйти, иначе я опоздаю к Фелиси, в дом Малаверней. Но я обещаю вам, что приду снова и принесу вам самый красивый камешек, белый, словно фарфор».

Катрин смотрела на оба могильных холмика, на серые кресты. Теперь, когда она не разговаривала больше с матерью, девочка с новой силой ощутила свое одиночество. Вокруг нее не было ни души, она стояла здесь одна, совсем одна. Где же ее мама? Где она? Катрин вдруг разрыдалась и бросилась бегом к воротам кладбища.

Вечером, когда сестренки заснули и Франсуа тоже улегся в постель, Катрин рассказала отцу о своем посещении кладбища: о том, как она не смогла узнать могилу матери, о девяти белых камешках на одном из холмиков. Отец молча обнял девочку и прижал к себе. Катрин не шевелилась, закрыв глаза и удерживая дыхание. Она чувствовала себя почти счастливой в этом общем для них горе.

Жан Шаррон осторожно разжал руки и отпустил дочку. Тыльной стороной ладони он потер покрасневшие глаза.

— Могила матери, — сказал он тихо, — та, на которой лежат девять белых камней.

Он подумал немного и спросил:

— Ты хорошо посчитала: их девять?

— Да.

— Девять, а не семь?

— Нет, девять.

— Я положил только семь. Мне удалось побывать там лишь семь раз — я хорошо запомнил.

— Кто же положил еще два камня?

— Не знаю… Может, Фелиси?

— Ну нет! Она давно проболталась бы. К тому же она боится ходить одна по кладбищу. Она говорила как-то при мне своей барыне…

— Может, Мариэтта? Нет, она не могла бы приехать из Амбруасса и не зайти к нам. А ферма, где работает Марциал, слишком далеко, и хозяева не очень-то охотно отпускают его.

— Значит, — сказала Катрин, — это Крестный. Кроме него, больше некому.

— Ты, наверное, права, дочка. После смерти Марии он приходил к нам два раза. Это, конечно, его камешки. Он так любил мать! Он, верно, заходит к ней на могилу в те дни, когда навещает дом-на-лугах…

Отец помолчал и сделал неопределенный жест рукой.

— Как подумаю только, — начал он снова, — что Крестный хотел жениться на Мариэтте! Он не говорил нам ни слова, но это было видно всякому. А она предпочла Робера…

Катрин вспомнилась сцена из далекого детства: ссора Крестного с Робером, их драка возле риги.

— Мариэтта сделала глупость, — сказала она.

— Ты тоже так думаешь?

Неизведанная доселе гордость овладела Катрин. Впервые в жизни отец разговаривал с ней как со взрослой — так же, как прежде с матерью! Отныне она становилась в глазах отца не старшей сестрой Клотильды и Туанон, а взрослой девушкой, с которой можно разговаривать как с равной о делах и заботах мужчин и женщин.

Отец поднялся с лавки, поцеловал Катрин.

— Спокойной ночи, дочка, — сказал он. — Смотри не вздумай повторить ошибку Мариэтты, когда придет твое время.

Катрин вспыхнула. Отец явно забегает вперед. Она все-таки еще не в том возрасте, когда выходят замуж! Но как могла Мариэтта предпочесть угрюмого, злобного, грубого Робера Крестному, такому сердечному и доброму, который так ласково разговаривал, так весело смеялся, был таким чутким и предупредительным? Неужели и она, Катрин, может ошибиться, «когда придет ее время», как сказал отец? Сейчас это кажется просто немыслимым, невозможным.

Хорошо бы выйти замуж за человека, похожего на Крестного или на отца. Но найдет ли она такого? Франсуа, ясное дело, женится на Жюли Лартиг; они уже сейчас неразлучны. Амели… Амели, конечно, думает об Орельене: он ей нравится. Но почему Орельен был так смущен и недоволен, когда Катрин заговорила с ним о женитьбе на Амели?

Весна с каждым днем вступала в свои права. Деревья оделись густой листвой. Птицы на все лады пробовали свои голоса вокруг дома-на-лугах. В парке Дезаррижей садовники приводили в порядок клумбы и аллеи. Однажды днем, войдя в полуподвальные владения госпожи Пурпайль, Катрин заметила необычное оживление на кухне и в людской. Девочке трудно было бы объяснить, по каким признакам она определила, что в доме происходит или уже произошло нечто новое, но она была уверена, что догадка ее правильна. Госпожа Пурпайль, заметно взволнованная, едва отвечала на вопросы Катрин, суетилась сильней обычного у плиты и, не переставая, пилила Матильду. На очередное замечание кухарки горничная досадливо возразила: — Да нет же, ничуточки мы не опаздываем. Клемент привезет их не раньше ночи. Вы прекрасно знаете, что когда барыня покидает Убежище, она всячески тянет со сборами, с обедом, с переодеваньем, словно не в силах расстаться с братцем.