Гайда Лагздынь - Димкины рассказы

Раз с Борей приключилась история. Бегал он, бегал по улице, свернул в переулок — почуял вкусный запах. Возле речки туристы развели костер, жарили шашлыки. Шашлыки — мясо с луком, надетое на длинные железные палки — шампуры. Поджарили туристы на углях шашлыки, положили на большие лопушистые листья, сами отправились за водой для чая. Тут Боря и подобрался к шампурам. Содрать мясо с железных палок не может. А пахнет вкусно. И есть хочется. А туристы возвращаются! Боря не растерялся, рылом подхватил две шампурины и — наутек. Бежит по дороге к свинарнику, в зубах шашлыки несет. Ну и смеху было!

Потом туристы пришли Борю фотографировать. Очень сожалели, что нет цветной пленки. Так им Боря понравился. А один, самый старший из туристов, все приговаривал: «Ну и свин пестрый, курносый! Тебе бы в цирке выступать. Цены бы тебе не было!»

Под крышей нашей дачи — ласточкино гнездо. Гнездо похоже на серую корзиночку без ручки. Вчера мы подставили к стене деревянную лестницу, Димка влез и заглянул в гнездо.

— Птенцы там! — закричал Димка.

— Не трогай! — испугалась Катя.

— А я и не трогаю, — обиделся Димка.

— А какие они — эти птенцы? — спросил маленький Павлик.

— Какие, какие! Ну, такие вот, рот шире головы, у всех шеи, как прутики, а сами голые и синие.

— Некрасивые? — спросила Катя.

— Некрасивые, — ответил Димка, слезая с лестницы.

— У такой симпатичной птички ласточки такие широкоротые детки, — хмыкнул Павлик.

— Так они вырастут! — загалдели ребята. — И станут настоящими ласточками.

— Наверно, станут, — согласился Димка, пыхтя около сарая, куда он с Сережкой потащил деревянную лестницу.

Испуганная ласточка летала над ребятами и что-то кричала, кричала.

— Ругается, — буркнул Димка. — Думает, гнездо разоряем.

— Ласточка, ласточка — Лидия! Не бойся! — замахала розовым платочком Катя. — Мы не разоряем! Мы только на птенчиков хотели посмотреть! И все!

Ласточка, наверно, поняла, потому что замолчала и села в гнездо.

Когда овцы несутся мимо лагеря, поднимается страшная пыль. В деревне овцы кучками подбегают к домам, толпятся около ворот. Если воротца закрыты и овец никто не встречает, они несутся дальше и бродят у сараев. Потом бегут на колхозный скотный двор.

— А ну, непутевые! — кричит на них пастух дядя Паша.

Он отгоняет потерявшихся овец от колхозного стада.

— Домой пошли, бяшки! Домой, бяшки, пошли!

И как только дядя Паша овец распознает? — удивляется Димка.

— Он их в лицо знает! — серьезно отвечает маленький Павлик. — Мы ведь знаем в лицо барана — крутые рога?

— Крутолоб, — говорит Димка, — совсем другое дело. Крутолоб — особенный баран.

Баран, по кличке Крутолоб, по селу не бегает. Придя с поля, он, словно вкопанный, останавливается против своих ворот и призывно, басисто долго блеет: «Бэ-э-э-э-э, Бэ-э-э-э-э...»

Хозяйка барана, старушка баба Мотя, никогда не торопится.

— Никуда не денется! — говорит баба Мотя. — Не пущу, так ворота размолотит, а войдет!

И правда, если барана долго не впускали, он разбегался и бил в ворота круглыми огромными рогами.

— Сейчас, сейчас! — спешила тогда баба Мотя. — Дурень ты мой безмозглый. Голову расшибешь! Рога сломаешь! — и впускала барана во двор. — Заходитя, наше величество! — говорила баба Мотя, низко кланяясь крутолобому. — Кушать давно подано! Заходитя, Ваше величество! Заходитя!

— Пап, а ты чего спишь? — спросил Алешка, поворачиваясь на другой бок. — Комбайн сломался?

— Не сломался. Кабы сломался, не спал.

— Пап, а солнца опять нет? Дождь будет? А как же лен? Теребить пора.

— Какое солнце? — удивился отец, не открывая глаз. — Ночь на дворе. Вот тушканчик... неугомонный...! Спи... говорят..

— А... — протянул, засыпая, Алеша.

Но солнце Алеша увидел. Оно вставало из-за бугра, показывая свою раскаленную макушку.

Солнце поднималось все выше. Вот оно покатилось в весело искрящейся речке, опустило в прохладную а прозрачную воду длинные горячие лучи, умылось. Потом с веревки, что натянута у крыльца, взяло полотенце и вытерлось основательно, как это делает папа. Два красных вышитых петуха выпорхнули с белого полотнища и уселись на жердочке.

«Ку-ка-ре-ку! — пропел большой красный петух и спросил у другого: — А ты чего не поешь?»

«Сейчас, — ответил другой вышитый красный петух, — вот только гребешок отряхну, а то помяли. — И пропел звонко и радостно: — Ку-ка-реку-у-у-у!»