Гайда Лагздынь: История каучуковой капельки

— Ну, ядовитище! — кричит Алешка.

— Ты чего кричишь? — слышит Алешка чей-то отдаленный голос.

Вдруг толстый извивающийся комок скатывается к Алешкиным ногам и со страшным шипением расползается в разные стороны. Алешка смело выхватывает саблю. Ядовитые твари уже под корягами.

Наконец последнее дерево. Гуанга радуется: в глиняных чашечках несколько ложек «слез». Это — удача. Свою «удачу» он сливает в жестяной бидон, что висит у него на поясе. Бидон выдал белый хозяин.

— Скупы «слезы дерева», — говорит Гуанга, — а еще жаднее скупщики каучука.

Из-за толстой лианы выползает огромный крокодил.

— Эй ты, кожаный чемодан! — кричит опять Алешка. — Отступи!

Испуганный крокодил закрывает широко распахнутую пасть и, попятившись, скрывается под гладью глубокого озерка. Только два глаза внимательно следят за добытчиками каучука: а вдруг оплошают?

Пот струится по телу и лицу, заливает глаза. Руки и ноги дрожат от усталости.

— Скорей бы домой! — говорит Алеша. — Спать хочется.

— Еще нельзя. Обойдем разочек деревья, — отвечает Гуанга, - тогда и конец похода. Только отдыхать не придется. Сок, чтоб не гнил, чтоб был тверже, коптить надо. Иначе свернется, присохнет к бидону, пропадут «слезы дерева».

Тропическая ночь, с ее холодным дыханием, вызывает легкий озноб. Ночь очень быстро сменила знойный день. Красноватый диск луны выкатился из-за леса и стал карабкаться по стройному стволу пальмы к ее растрепанной кроне. Все наполнено дрожащим голубым сиянием. Еле движущийся ветерок приносит с порогов Амазонки приглушенный шум падающей воды.

Но неспокойны джунгли. В темноте вздыхает пума, стонут саламандры, ленивцы, квакают гигантские лягушки. Ночную тишину вдруг прорезывает сдавленный вопль жертвы ягуара. Потом долго и жалобно кричат перепуганные обезьянки.

Гуанга молча подбрасывает в огонь плоды пальмы. Делает он это для того, чтобы было побольше теплого белого дыма. Едкий дым костра ест глаза. Ладони серингейро в кровавых мозолях. Но отдыхать нельзя. Гуанга обмакивает деревянную лопатку в сок-латекс, вертит в теплом дыму. На лопатке получается твердая пленка. Гуанга опять обмакивает лопатку и опять сушит-коптит. Так он делает до тех пор, пока на лопатке не образуется тяжелый ком — шар, похожий на большой каравай или головку сыра.

— Теперь-то уж — слышит Алешка голос Гуанги, — каучук не загниет, не превратится в зловонное месиво. Несколько дней будет лежать каравай на солнце, выпотевать, терять воду, превращаться в самый лучший натуральный копченый каучук.

«Надо же, — думает во сне Алеша, — все как в дедушкиной книге!»

— Да ты какой тяжелый! — говорит Гуанга. — Тяжелее моего каучукового каравая.

— Мы уже в хижине? — спрашивает Алеша.

— В какой еще хижине? — голос Гуанги так похож на папин. — Хижина? Тоже придумал!

— Все дед! Его премудрости, — говорит мама. — А ребенок такой впечатлительный.

«Наверно, я впечатлительный», — думает Алеша, продолжая смотреть свой удивительный сон.

В джунглях наступило время дождей. Лес наполнился гулом, грохотом, разрывами молний. Падают вырванные с корнем тысячелетние гиганты. С неба сплошным потоком льется вода: ни струй, ни капель. Река Амазонка исхлестана бичами тропического ливня. В джунгли, в этот огромный парник, возвращает небо всю влагу, которую оно выпило в горячие знойные дни.

Алешка видит, как от лесных шалашей бегут в поселок серингейро — добытчики каучука. Поселок называется «поселком бедствий», здесь царствует компания белых скупщиков каучука.

Измученный малярией, истощенный и ослабевший, пришел в поселок и Гуанга. За месяц он должен сдать хозяину, как и все серингейро, двадцать пять килограммов каучука. Каждые десять дней приходил он сюда, неся тяжелую поклажу — корзину с каучуковыми шарами. Но сегодня? Тяжелая болезнь тропиков — лихорадка несколько дней держала его в своем плену.

Индеец кладет каучуковые шары на чашу весов.

— Мало! — кричит приемщик. — Мало, лодырь! И за что только мы вас кормим и одеваем!

Гуанга бросается на землю, ложится вниз лицом. Он ждет наказания. Розги хлестко прошлись по спине индейца. Сегодня они долго будут гулять по истощенному телу Гуанги. Ведь розги тоже отмеряются по количеству каучука, которого не принес сборщик.

— Беги, Гуанга! Беги! — кричит Алешка.

— Бежать, надо бежать, — задыхаясь, шепчет индеец, — но куда? Если поймают, наденут деревянные колодки и оставят умирать на солнце без воды и пищи. А хижину, приютившую беглеца, обольют керосином и сожгут вместе со всеми ее обитателями. Они не продали нас в рабство, но сделали нас рабами в нашей стране, — говорит Гуанга, съежившись под тенью дерева.