— Такого ребенка, — добавила тетя Ива.
(Эмили показала тете Иве язык.)
— Бедная малышка, — сказала тетя Лора мягко.
(Что-то холодное и застывшее растаяло в этот момент в сердце Эмили. Она была трогательно рада тому, что ее так нежно назвали «бедной малышкой».)
— Не думаю, что тебе, Лора, стоит так уж глубоко жалеть ее, — уверенно заявил дядя Уоллис. — Совершенно очевидно, что она совершенно бесчувственная. С тех пор как мы сюда приехали, я не видел, чтобы она пролила хоть слезинку.
— Вы обратили внимание, что она даже не захотела в последний раз взглянуть на своего отца? — спросила тетя Элизабет.
Кузен Джимми неожиданно вскинул голову и присвистнул, глядя в потолок.
— Она испытывает так много чувств, что ей приходится их скрывать, — сказала тетя Лора.
Дядя Уоллис фыркнул.
— Ты не думаешь, Элизабет, что мы могли бы взять ее? — робко продолжила тетя Лора.
Тетя Элизабет передвинулась на стуле.
— Не думаю, что ей понравилась бы жизнь в Молодом Месяце… с тремя такими пожилыми людьми, как мы.
(«Понравилась бы… очень понравилась бы!» — подумала Эмили.)
— Рут, как насчет тебя? — спросил дядя Уоллис. — Ты совсем одна в таком большом доме. Было бы неплохо, если бы у тебя появилось какое-то общество.
— Мне не нравится этот ребенок, — резко отозвалась тетя Рут. — Она коварная змея.
(«Неправда!» — едва не выкрикнула Эмили.)
— Умелым и продуманным воспитанием можно было бы искоренить многие из ее недостатков, — напыщенно произнес дядя Уоллис.
(«Я не хочу, чтобы их искореняли! — Гнев Эмили под столом возрастал с каждой минутой. — Мои недостатки нравятся мне больше, чем ваши… ваши… — Несколько мгновений она мысленно подыскивала слово, а затем с торжеством, вспомнив одну из фраз отца, заключила: — …ваши омерзительные достоинства!»)
— Я в этом сомневаюсь, — сказала тетя Рут с горечью. — Горбатого могила исправит. Что же до Дугласа Старра, то на мой взгляд, это просто позор, что он умер, оставив ребенка без гроша.
— Не сделал ли он это нарочно? — вежливо уточнил кузен Джимми.
Он заговорил впервые, с тех пор как вошел в комнату.
— Он был жалким неудачником, — отрезала тетя Рут.
— Неправда… неправда! — взвизгнула Эмили, неожиданно высунув голову из-под скатерти между ножками стола.
На мгновение все Марри замерли в молчании, словно вспышка ее гнева обратила их в камень. Затем тетя Рут поднялась, решительно прошествовала к столу и приподняла скатерть, за которую Эмили спряталась в ужасе, осознав, что произошло.
— Сейчас же вставай и вылезай оттуда, Э-ми-ли Старр! — сказала тетя Рут.
«Э-ми-ли Старр» встала и вылезла. Она не была особенно испугана… она была слишком возмущена, чтобы испытывать страх. Ее глаза стали совсем черными, а щеки алыми.
— Да она красавица… настоящая маленькая красавица! — воскликнул кузен Джимми. Но никто его не слышал. Слово взяла тетя Рут.
— Маленькая бесстыдница! Как ты смела подслушивать! — сказала она. — Вот она проявляется, порода Старров… ни один Марри никогда не сделал бы ничего подобного. Высечь бы тебя надо как следует!
— Папа не был неудачником! — выкрикнула Эмили, задыхаясь от негодования. — Вы не имеете никакого права называть его неудачником. Ни одного человека, которого любили так глубоко, как его, нельзя считать неудачником. Я не верю, что хоть кто-нибудь хоть когда-нибудь любил вас. Так что это вы — неудачница. И я не собираюсь умирать от чахотки.
— Ты хоть сознаешь, какой отвратительный поступок ты совершила? — с холодным гневом спросила тетя Рут.
— Я просто хотела услышать, что со мной будет! — воскликнула Эмили. — Я не знала, что это такой отвратительный поступок… и не знала, что вы собираетесь говорить обо мне такие гадости.
— Как гласит пословица, тот, кто подслушивает, ничего хорошего о себе не услышит, — нравоучительно сказала тетя Элизабет. — Твоя мать, Эмили, никогда ничего подобного не сделала бы.
Вся напускная храбрость вдруг покинула бедную Эмили. Она почувствовала себя виноватой и несчастной… ох, до чего несчастной! Она даже не подозревала… но… похоже, она действительно совершила ужасный грех.
— Отправляйся наверх, — сказала тетя Рут.
Эмили пошла, не возражая, но, прежде чем уйти, окинула взглядом комнату.
— Когда я сидела под столом, — сказала она, — я корчила рожи дяде Уоллису и показывала язык тете Иве.
Она сказала это огорченно, желая честно признаться в своих прегрешениях; но слишком легко неверно истолковать слова другого человека, и потому Марри, как это ни странно, решили, что она находит удовлетворение в своей неуместной дерзости. Когда дверь за ней закрылась, каждый из них — кроме тети Лоры и кузена Джимми — покачал головой и застонал.
Читать дальше