Люси Монтгомери - Истории про девочку Эмили

— Нельзя ли мне услышать его целиком? — спросил Дин. Он отлично знал, что Эмили очень надеется получить такую просьбу.

Эмили охотно прочла все стихотворение. Дойдя до двух строчек, которые ей самой нравились больше всего:

она искоса взглянула на него, чтобы узнать, восхищен ли он ими. Но он шел, опустив глаза, с отсутствующим выражением лица. Она почувствовала себя немного разочарованной.

— Хм, — сказал он, когда она кончила. — Ты сказала, тебе двенадцать? Когда ты будешь лет на десять старше, не придется удивляться, если… но давай не будем думать об этом.

— Отец Кассиди велел мне продолжать! — воскликнула Эмили.

— В этом не было необходимости. Ты будешь продолжать в любом случае… у тебя врожденный писательский зуд — совершенно неизлечимая болезнь. Что ты собираешься делать с этим дальше?

— Мне кажется, я стану или великой поэтессой, или выдающейся романисткой, — задумчиво сказала Эмили.

— Останется только выбрать, — заметил Дин сухо. — Лучше стань романисткой: я слышал, им лучше платят.

— Меня тревожит то, что в романах должны быть любовные разговоры, — призналась Эмили. — Боюсь, я никогда ни одного не смогу написать. Я пробовала, — добавила она откровенно, — и не смогла придумать абсолютно ничего , что можно было бы в них сказать.

— Не беспокойся об этом. Потом когда-нибудь я тебя научу, — сказал Дин.

— Вправду? Научите? — Эмили очень обрадовалась. — Я буду вам так благодарна. А все остальное , думаю, у меня отлично получится.

— Значит, договорились. Только не забудь. И смотри не ищи себе другого учителя. Чем еще ты занимаешься на Старой Мызе — кроме того, что пишешь стихи? Тебе никогда не бывает одиноко? Ведь там с тобой одни лишь эти две старухи, пережитки прошлого.

— Нет. Я наслаждаюсь своим собственным обществом, — сказала Эмили серьезно.

— Разумеется. Говорят, звезды самодостаточны, потому и живут врозь — каждая в кругу своего собственного света. Тебе действительно нравится тетя Нэнси?

— Да. Она очень добра ко мне. Она не заставляет меня носить шляпу с полями и разрешает ходить босиком по утрам. Но вечером мне все-таки приходится носить ботинки на пуговках, а я их терпеть не могу.

— Естественно. Тебе следовало бы обуваться в сандалии из лунного света и покрывать волосы шарфом из морского тумана, приколов к нему несколько светляков. Ты, Звезда, внешне непохожа на твоего отца, но все же кое в чем его напоминаешь. Ты похожа на мать? Я никогда ее не видел.

Эмили сдержанно улыбнулась. В этот момент у нее зародилось настоящее чувство юмора. Какое бы несчастье или огорчение ни ожидало ее, она уже никогда не будет видеть одну лишь трагическую сторону происходящего.

— Нет, — сказала она, — от мамы мне достались только ресницы и улыбка. Зато у меня отцовский лоб, волосы и глаза бабушки Старр, нос двоюродного дедушки Джорджа, руки бабушки Нэнси, локти кузины Сюзан, щиколотки прапрабабушки Марри и брови дедушки Марри.

Дин Прист рассмеялся.

— Лоскутный мешочек… как все мы. Но душа у тебя своя и совершенно новая — готов в этом поклясться.

— О, я так рада, что вы мне нравитесь, — сказала Эмили порывисто. — Было бы отвратительно , если бы мне спас жизнь человек, который мне не нравится. Я совсем ничего не имею против того, что меня спасли вы.

— Это хорошо. Ведь отныне твоя жизнь принадлежит мне. Я спас ее, и теперь она моя. Никогда не забывай об этом.

Странное мятежное чувство охватило Эмили. У нее вызвала негодование сама мысль о том, что ее жизнь может принадлежать кому-то, кроме нее самой — пусть даже человеку, который так понравился ей, как Дин Прист. Наблюдавший за ней Дин заметил это и улыбнулся своей загадочной улыбкой, которая, казалось, всегда была чем-то более значительным, чем просто улыбка.

— Это тебя не совсем устраивает? Видишь ли, возмездие всегда настигает человека, когда он выходит за рамки обыденности. Он расплачивается тем, что потом живет в того или иного рода кабале. Возьми свою чудесную астру домой и храни ее — как можно дольше. Она стоила тебе твоей свободы.

Он смеялся… он, конечно же, просто шутил… однако у Эмили появилось такое чувство, словно на нее надели невидимые, тонкие как паутина, оковы. Поддавшись внезапному порыву, она швырнула великолепную астру на землю и наступила на нее.

Дин Прист наблюдал за ней с приятным удивлением. Его странные глаза смотрели очень ласково, когда она встретилась с ним взглядом.