Виктор Курочкин - Короткое детство

— Какое ещё письмо? — равнодушно спросил Митька.

— Сто лет будешь гадать и не догадаешься! — воскликнул Коршун.

Митька гадать не собирался. Его мечта о фронте так неожиданно и глупо лопнула. И теперь ему было на всё наплевать. Стёпка запустил под рубаху руку и вытащил синий конверт, склеенный из тетрадной обложки.

— Специально захватил, чтоб тебе показать. Читай…

Митька нехотя взял конверт и прочитал обратный адрес: «… Кудымкарский район, п/о Болохонь, детдом № 3, Дудаковым».

— Дудаковым, — повторил Митька. — Придумают же люди фамилию.

— Ты читай, а потом будешь смеяться, — сказал Стёпка.

Митька вынул из конверта тетрадный листок в клетку и стал читать про себя.

— Вслух читай, — приказал Коршун.

Митька откашлялся и стал читать вслух.

— «Здравствуйте, Стёпа и Митя! Давно собирались написать вам, как мы устроились и живём. Генка хотел сам написать, да у него никогда не хватает времени». — Митька даже подпрыгнул. — Это же от ленинградцев. Ух ты, чёрт подери, письмо прислали! — Митька взъерошил волосы и посмотрел на Стёпку. — Как же это они узнали, где мы живём?

— Читай, читай, там всё прописано.

— «Я говорю: когда ты, Генка, напишешь письмо? А он: «Ладно, завтра напишу». Так всё и кормил меня «завтраками». Тогда я махнула на него рукой и стала писать сама.

Живём мы в детдоме, на берегу реки Орданки. Природа здесь очень красивая: много берёз, сосен тоже порядочно, а ёлок мало. Кое-где ёлка. Вода в речке светлая. С берега видно, как плавают рыбки, как по дну ползают разные жучки с паучками. Дом у нас не так чтоб очень большой, но порядочный, деревянный, покрашенный голубой краской. От солнца краска потрескалась и облупилась. В доме две спальни, для мальчиков и для девочек, и одна столовая. В столовой мы едим и занимаемся.

Генка, как только отъелся, сразу же побежал на фронт. Его поймали на станции, привезли в детдом и сказали, что если ещё побежит, то посадят в карцер. Генка не послушался и опять утёк. Его схватили и посадили на неделю в карцер. Мы его по очереди караулили, как арестанта. А в карцере ничего нет: пустая комната, железная койка и табуретка. Генка просидел два дня и заныл: «Выпустите, больше не побегу…» Теперь он исправился, ходит как шёлковый. Генку назначили бригадиром нашей рыболовецком бригады. Он рыбу ловит для столовой, потому что с продуктами у нас пока не всё налажено. А осенью будет много продуктов. Организуем своё подсобное хозяйство. Сейчас пашем землю, сажаем картошку с капустой и морковку. Плотники рубят свинарник для поросят. Мы за ними сами будем ухаживать. Ещё строят мастерскую. Будем шить рукавицы для фронта. Адрес ваш дал нам музыкант. Помните, вы его называли «дяденька Череп», а его зовут Игорем Владимировичем. Он тогда продал вам за картошку свою скрипку. А вы скрипку оставили. Игорь Владимирович, как увидел её, обрадовался и сказал, что вы настоящие ребята. Он не умер. И на своей скрипке играет в Москве, мы его слышали по радио. Наверное, помогла ваша картошка. Мы тоже с Генкой пекли картошку и всё вспоминали вас и сейчас вспоминаем. Писать кончаю. Допишет Генка. А меня девочки торопят идти в деревню на пекарню за хлебом. Мы каждый день ходим туда. До свидания. Жду ответа, как соловей лета. Ира Дудакова».

Генка продолжал письмо так:

«Привет, Суслики! Я вас не забыл. Чертовски вкусная картошка у вас в Ромашках родится. Прислали бы хоть пару картофелин на развод. Не подумайте, что я и взаправду прошу. Это так просто, дядя шутит. — Митька посмотрел на Стёпку, и они захохотали. — Не верьте Ирке, что она вам написала. Я не боюсь карцера. И в любую минуту могу рвануть на фронт. Но у меня сейчас очень важные дела. Организую военный кружок. Обещают дать малокалиберную винтовку и учебные гранаты. Потом я решил обучать ребят боксу. Вот если б Стёпка ко мне попал, я бы из него сделал боксёра первого класса. Он, по-моему, способный парень. Надоело писать, рука устала. Пишите, Суслики, и не обижайтесь, что я вас так называю. Здесь в детдоме никто на это не обижается. Крепко жмёт ваши лапы: Г. Дуд…»

Митька аккуратно свернул письмо, вложил в конверт и передал Коршуну.

— Молодцы. Не забыли нас, — сказал он.

Стёпка повертел в руках конверт и вернул Локтю.

— Возьми да сегодня же напиши ответ. Я и сам бы мог написать, но у меня работы по горло, а потом, у тебя лучше получится. Опиши всю нашу жизнь. Ясно?

— Ясно.

— А как напишешь, дашь мне прочитать. Я проверю. А то ещё наврёшь разной чепухи. — Стёпка похлопал Локтя по спине. — Дуй домой, бери карандаш с бумагой и катай во все лопатки. А мне надо мотовило к вечеру сварганить… Глянь, дед-то мой уже носом клюёт. Как сядет покурить, так и заклюёт. Вот работничка мне навязали, — Коршун горестно вздохнул и сокрушённо покачал головой.