Виктор Курочкин - Короткое детство

Наконец Митьке повезло. Галоши с красной подкладкой и блестящими носами как раз подошли к его валенкам. Обрадованный Митька высыпал из сумки в подол старухи всю свою картошку. Старуха от такой щедрости опешила и не знала, что ей делать: то ли радоваться, то ли плакать.

Под вторым номером в записке матери стояли пелёнки для Нюшки. Митька побежал за картошкой. Она находилась в санях. И охранял её Пугай. Набив сумку картошкой, Митька вернулся на площадь и выменял столько пелёнок, словно Нюшка собиралась качаться в люльке двадцать лет.

Теперь надо было достать бумагу. И Митька опять побежал за картошкой. Однако на базаре бумаги не было, и ребята отправились за ней к эшелону. Стёпка всё ещё не терял надежды выменять жилетку.

На станции у вагонов торговля шла куда шибче, чем на вокзальной площади. То, что увидели здесь ребята, вряд ли забудут. Такое забыть невозможно. Здесь ленинградцы были ещё страшнее… Остроносые, с провалившимися глазами и такие усталые, как будто целый год не спали. Улыбаться люди совсем разучились, говорили так медленно и тягуче, словно их действительно тянули за язык. Ходили, как в потёмках: ноги ставили неуверенно, словно боялись оступиться и провалиться в яму.

Митька дёрнул Стёпку за рукав.

— Стёп, глянь, череп стоит.

Около вагона стоял длинный, тощий, как шест, человек. На верху шеста торчал череп, обтянутый жёлтой кожей. У шеста были руки. В одной он держал чёрный футляр. Череп заметил уставившихся на него ребят, поманил согнутым пальцем.

Стёпка с Митькой переглянулись, помялись с ноги на ногу и подошли.

— Что у вас? — спросил Череп и ткнул пальцем в Стёпкин рюкзак.

— Картошка.

— Что вам надо?

— Нам? — Стёпка замялся. — Жилетку.

— А вам? — и Череп строго посмотрел на Митьку.

— Бумагу, — испуганно ответил Митька.

Череп вдохнул и выдохнул воздух.

— Бумаги у меня нет и жилетки нет. А есть у меня, мальчики, вот что, — Череп раскрыл футляр и показал скрипку.

Приставив скрипку к плечу, он провёл по струнам смычком. Скрипка тоненько и жалобно пропела: «и-и-и-ой!»

— Нравится? — спросил Череп.

Стёпка кивнул головой. Череп улыбнулся. От этой улыбки у Митьки задрожали губы.

— Ты, мальчик, дашь мне картошку, а я тебе скрипку. Договорились?

— Ага, — и Стёпка протянул Черепу рюкзак с картошкой.

Череп положил скрипку в футляр, закрыл на застёжки и передал Стёпке.

— Береги. Если я останусь жив — приеду к тебе и заберу скрипку. А если умру, то она навсегда останется у тебя. Запомни, мальчик, — это очень хорошая скрипка и очень дорогая. А теперь ты мне скажи свой адрес. Где ты живёшь? — Череп вытащил коричневую книжицу и ручку-самописку.

Стёпка сообщил свой адрес: то есть деревню, область и район.

Череп взял Стёпкин рюкзак с картошкой, пошёл к вагону. Шёл он так тихо и осторожно, словно боялся, что ноги вот-вот отвалятся. Сам он забраться в вагон не смог. Его подхватили за руки и втащили.

Стёпка ничего не понимал. Он вертел в руках футляр и удивлённо пожимал плечами.

— Коршун, дай я подержу немного? — попросил Митька.

— На, подержи, только не ставь на снег, — предупредил Стёпка.

Митька подержал футляр, погладил его и со словами «ну и повезло же тебе» отдал Стёпке.

Неподалёку от них стояли два маленьких человечка в одинаковых пальтишках и одинаковых шапках с завязанными ушами.

— Карлики! — воскликнул Митька.

Стёпка сдвинул шапку со лба на затылок.

— Ух ты!

— Давай поговорим с ними, — предложил Митька.

Ребята подошли к человечкам, переглянулись и хихикнули.

— Вы карлики? — спросил Митька.

— Мы не карлики, а дистрофики, — обиженно ответил звонкий мальчишеский голос. — Мне тринадцать, а сестре Ирке — четырнадцать.

Ирка обиделась:

— Не ври, Генка. Четырнадцать с половиной.

— А почему же вы такие старые? — спросил Стёпка.

— От голода, — ответил Генка.

— Посидел бы ты в блокаде, не такой бы был, — добавила Ирка.

— Вы и сейчас жрать… — Митька запнулся и покраснел, — есть хотите?

— Да ещё как! — вскрикнул Генка.

— А вас разве не кормят? — спросил Стёпка.

Генка возмутился.

— Кто тебе сказал, что не кормят?

Ирка вздохнула.

— Доро́гой хорошо кормят.

— А почему же вы голодные?

— Потому что мы дистрофики. А дистрофиков сколько ни корми — всё равно жрать хочется.

— Почему? — изумился Стёпка.