Андрей Упит - Пареньки села Замшелого

— А у меня-то!.. У телеги задняя ось сломалась и оглобля треснула, на чем я мешки с семенами повезу на пашню?

Так они жаловались, поверяя друг другу все свои заботы. Но больше всех бедовал Таукис, оттого-то он, чем ближе к дому, тем больше отставал и порою тяжело вздыхал, перекладывая оба топора из одной руки в другую. Плаукис нетерпеливо поправлял пилу на плече, однако ж не покидал напарника: вместе работали, вместе и домой заявляться. Косясь на Таукиса — как бы тот не приметил, — Плаукис украдкой вытащил из кармана горстку монеток, тяжело вздохнул и ссыпал их обратно. Ну, да у Таукиса глаза всегда зоркие, все приметит, особливо ежели другой хочет от него что-нибудь скрыть.

— Бес их знает, куда деньги уходят! — вздохнул он. — Всю зиму работаешь, весна придет, воротишься домой, а в карманах, почитай, так же пусто… Что жене-то сказать? — Но тут он, как видно, кое-что надумал и приободрился. — Как же иначе может быть? Ежели кошелек — что твой кисет, все норовит выскользнуть, а в кармане дырка, и дома никто не удосужился ее зашить. Ну, у меня-то теперь будет что сказать, не знаю, как у тебя!

Паукис, и без того нынче колючий, как еж, только сверкнул на Таукиса злющими глазами:

— Ага! Вот оно как! Ну, так я ей скажу, что карман твой продырявился только в Ведьминой корчме. Сколько мерок по двугривенному ты велел налить после предпоследней получки?

Таукис струхнул не на шутку:

— Неужто так и скажешь? Что ты, братец, не говори! Тебе же ведомо, какая у меня старуха. Всю-то зиму вместе с тобой работали, друзья-приятели, да к тому ж и свояки… Ты бы лучше ссудил мне рублик.

— Жди! Так они у меня валяются, рублики! Да ты мне еще с прошлой зимы полтинник задолжал.

— Полтинник!.. А лукошко сеяной муки на рождество? Что же, мне эти лукошки с мукой с неба, что ли, падают?

— Стало быть, полтинник за лукошко муки? Сколько же пура-то стоит?

— Ну, так взял бы да попросил на пасху еще лукошко, чем толкать человека живьем в могилу. Нам, мужикам, надобно друг за дружку горой стоять, а то вовсе сживут со свету.

Они нагнали остальных, когда те остановились у опушки Большого леса и сквозь просветы между деревьями пытались разглядеть Замшелое.

Вирпулис тоскливо обозрел свои лапти, вконец изодранные, но зато добела отмытые в мокром мхе:

— Теперь опять грязь меси! Позавчера ливень прошел, как же я до своего дома доберусь?

— Тебе-то что! — отозвался чей-то голос. — Вот у меня дом на глиняном взгорке, по весне грязь так и прет через порог.

Все присматривались и прислушивались, но ничего еще нельзя было ни расслышать, ни разглядеть. Солнце на лесной полянке крепко припекало, мужики расстегивали полушубки, утирали пот. Плаукис потянул носом воздух.

— Ну в точности будто щами пахнет! — сказал он и облизнулся.

— И вовсе не щами, — отозвался сосед. — Ежели и пахнет, так вроде бы пирогами.

Таукис вконец умаялся и стал совсем багровый.

— Завалиться бы сейчас на кровать, укрыться с головой и чтоб до вечера никто не тревожил, а уж потом и поговорить можно…

Надо бы дальше идти, да трудно… Мужики всё топтались на месте, покашливали, покрякивали, боясь взглянуть друг другу в глаза. Наконец кто-то из самой середки толпы воскликнул:

— Ну, мужики, чего мы тут стали? Будем ждать, покуда и полдник пройдет? Там ведь щи варят и пироги пекут.

— Щи да пироги… — пробурчал Вирпулис. — Это же не субботний вечер.

Раг, привыкший все обдумывать да высчитывать, предложил:

— Пускай один идет на разведку, узнает, что и как, а потом воротится и нам скажет.

С таким предложением все согласились, только разведчик не находился.

— Пускай Раг и идет, у него башка самая крепкая.

— Зато глаза самые слабые, — возразил Раг и спрятался за спину Вирпулиса. — Пускай идет Таукис. Небось в корчму он завсегда первый.

Таукис варежкой утер пот со лба:

— Я? Это еще с чего? Чем же я хуже других? А коли я сразу нарвусь на свою старуху?! Ишь, умник нашелся! Сам за чужой спиной прячется, а другого сует волку в пасть!

Подобная трусость разозлила Плаукиса, и он с молодцеватым видом выбрался из толпы.

— Чего ждать от козла молока? Пойду-ка я погляжу, какие там чудеса творятся.

С истинно геройской отвагой он отмахал с десяток шагов, ступил еще три шага помедленнее, а потом все же остановился.

— Нет, — молвил он, — этак дело не пойдет. Чем же я хуже Таукиса? Меня старуха небось тоже по головке не погладит. Вместе работали, вместе и помирать.

Так из разведки ничего не получилось. Все вместе мужики вышли на опушку, но уже не парами, а беспорядочной оравой, потому что никто не желал ни впереди идти, ни сзади оставаться. В куче оно как-то спокойнее.