Станислав Рудольф - Птицы меня не обгонят

И тут меня осенило:

— Ярда! Беги домой за ножницами!

Воржишек без звука помчался к себе на кухню и через минуту вернулся с ножницами.

— Вендочка, — сказал я нежным-пренежным голосом, — красавцем тебе не быть, но это единственная возможность выбраться на свободу.

Я начал осторожно, чтоб ему не было больно, обстригать замурованные волосы. Остальные молча следили за моими действиями.

Эта операция мне удалась. Гипсовая маска свалилась под гладильную доску, и никто не обратил на нее внимания. Мы все смотрели на беднягу Венду. Веки у него были красные, а спереди на волосах висели белые сосульки. Он умывался у колонки и страшно ругал Воржишека. А тот схватил стулья и гладильную доску и на всех парах умчался домой.

— Ярда! — крикнула ему Итка, когда он подлетал к двери.

Воржишек обернулся.

— Знаешь, я лучше пойду к фотографу, — сказала она.

Он пожал плечами и исчез в коридоре.

По дороге домой мы утешали Венду, убеждая, что он не выглядит отталкивающе, наоборот, все оглядываются, потому что любуются им. Он чуть в драку не полез.

— В понедельник пойду и сфотографируюсь. Больше не буду ждать! — сказала Итка решительно, когда мы прощались у ратуши.

— Я уж было собрался к Новачеку… — оправдываясь, вспомнил я.

Она надула губы.

— Не надо. Кто знает, как я еще у него получусь…

— Правильно! — согласился я. — Слушай, закажи на одну фотку больше!

— Это еще зачем?

— Одну подаришь мне, ладно? — сказал я вдруг дерзко и сам испугался.

— Если захочу, — ответила она высокомерно. — Понял, Гонза?

Она погладила Вотыпку по голове, желая успокоить, и сказала, чтоб он не переживал, потому что волосы быстро вырастут. И побежала домой. Светлые пряди ее волос подхватил ветер, он бросал их ей в лицо, а мы с Вотыпкой и малышом Златником молча следили за ней, пока она не скрылась за углом кондитерской.

Первым опомнился малыш Златник:

— Венда, ведь она в тебя втрескалась!

— Пфф… вот еще! — фыркнул я, прежде чем Венда успел открыть рот.

Малыш Златник смотрел на меня непонимающе. Не имело смысла ему что-либо объяснять. Я кисло пробормотал «Привет!» и поспешно двинулся к дому. Мне не хотелось опаздывать к обеду.

Сегединский гуляш я люблю, пожалуй, еще больше, чем макароны по-милански. Я съел и попросил добавки. Во рту приятный кисловатый вкус, зубы перемалывают кусочки свинины, и потому я не прислушиваюсь к разговору. Но, услыхав, настораживаюсь:

— У него на следующей неделе день рождения.

— Сколько ему?

— Сорок три…

— Я думала, меньше.

— Он хочет, чтоб мы к нему приехали. Все…

— И я тоже?

— В субботу он дежурит, окончит в десять вечера. В воскресенье утром приедет за нами на машине. И ты, мама, конечно, тоже поедешь.

— К чему? Вам небось одним побыть хочется…

— Мама!..

— Но если ты настаиваешь, ладно… Что ты ему подаришь? Знаешь, Милена, я недавно читала в газете, что продаются очень хорошие лампочки на ночной столик, недорогие… Может быть, лампочку? Ну-ну, не пугайся, откуда мне знать, что теперь дарят мужчинам на день рождения?

— Вполне достаточно двух-трех гвоздик. Владя не терпит никакого пижонства.

— Еще чего! Цветы! Мужчине! Да он тебя с ними выставит. Ну уж, нет. Купим что-нибудь дельное. Что, если рубашку?

— Я сама! Ты, мама, главное, имей в виду, что мы едем…

— Гонзе нужны новые ботинки. Не повезешь же ты его в этих опорках!

Тут вмешался я:

— Ты, ба, не беспокойся: я никуда не собираюсь ехать!

Я оказался в точке пересечения: их взгляды скрестились на мне. Но я продолжаю есть и с набитым ртом говорю:

— В воскресенье открывается ярмарка. Я останусь дома, а вы можете преспокойно ехать.

Они пытаются договориться взглядами, что и как мне ответить. Мама берет кастрюлю, подходит к самому столу и добавляет мне еще гуляша. Я знаю, что она пересиливает себя, чтоб не закричать.

— Ты не можешь целый день оставаться один!

— Почему?

— Без обеда?

— Что-нибудь оставите.

Мы обедаем в гробовой тишине. Потом мама говорит, почти умоляюще:

— Ты можешь сделать это ради меня, Гонза?..

— Я к нему не поеду!

— Что он тебе сделал?

Вместо ответа я только дергаю плечом. Мама ставит пустую кастрюлю в мойку, берет полотенце и медленно вытирает испачканные пальцы.

— Он говорит, что ты — отличный парень!

— Мне это до лампочки…

Вдруг вмешивается бабушка:

— Что ты с ним разговоры разговариваешь? Сказала — и точка… Только где тебе! Балуешь, как пятилетнего ребеночка. Поедет, и все тут!