Владислав Крапивин - Дагги-Тиц

— Я и так. Я уже…

— Сиди, не спорь. Я лучше знаю, когда «уже»…

— Я вот сколько смотрю и все удивляюсь, — заметил Мурзинцев, — как ты ловко управляешься с малокалиберным народом. Я про это даже в своем дневнике писал… Сам я сколько ни вожусь с «приложением», а не научился.

— Практики набираюсь… В школе, там их ведь не только буквам и прописям надо будет учить. Придется возиться по-всякому.

— Ты в педагогический собираешься? — догадался Лодька.

Зина улыбнулась:

— А куда же еще…

Борька сказа бесцеремонно:

— Как ты там со своей ногой-то будешь? Учителям у доски вон сколько приходится топтаться.

— Вылечусь, — коротко пообещала Зина.

Она шлепнула байковые шаровары Славика на доску, сняла с плиты утюг, тронула помусоленным пальцем, опустила на мокрую толстую ткань. Штаны обрадованно зашипели. По приземистой кухне разошелся пар. Стал уползать в приоткрытую дверь комнаты…

Лодька был у Зины впервые. За дверью он разглядел тяжелый шкаф с завитушками, медные шишки на узорчатой спинке кровати, кожаные корешки громадных книг на полке. Видимо, подшивки журналов «Нива» и «Родина». За окнами были различимы повисшие заиндевелые пряди громадной плакучей березы. Береза — это все, что когда-то осталось от обширного, в полквартала, сада.

Известно было, что старуха Каблукова до революции владела в квартале многими домами. Потом ей оставили только вот этот приземистый длинный дом и кирпичный флигелек, в котором жили Аронские. Казалось бы, второй дом следовало отобрать в пользу Советской власти, но он официально считался хозяйственной постройкой и потому остался во владении бабки.

— Буржуиха, — говорил Борька, когда приходилось идти за коровой Дуней или колоть для бабки дрова. — Если случится еще одна революция, все у нее оттяпают, даже коровью стайку…

Софья Моисеевна жалобно замахивалась на сына:

— Не мели языком! Вот она выселит нас, куда денемся…

Борька увертывался, а Моня обстоятельно разъяснял: никто их не выселит, не прежние времена. Однако, Софья Моисеевна знала, как оно бывает и в нынешние времена, поглядывала на пожухлую фотографию мужа — красивого мужчины в буденовке, красного командира, который не успел повоевать ни с немцами, ни даже с белофиннами. Моня тоже бросал взгляд на снимок и на всякий случай пытался отвесить брату подзатыльник. Борька увертывался снова и убегал. Моня его не преследовал. Он в общем-то был тихий парень, старательный отличник. Не водил дружбы с ровесниками вроде Лешки Григорьева, Шурика Мурзинцева, Атоса. Или пропадал в техникуме, или сидел дома над чертежами. Но младшего брата считал нужным держать в строгости, чтобы тот не отравлял жизнь матери и не сбился с пути…

Неизвестно, была ли «пропарка» Славика испытанным медицинским средством или моментальной выдумкой Зины. Однако, Славик не схватил ни малейший простуды. «Не чихнул даже, обормот», — говорил Шурик с гордостью, словно именно он избавил свое «приложение» от хвори.

Скоро появилась мысль, что неплохо бы иметь зимний приют, где в морозные дни после забав на горке или беготни с хоккейными клюшками можно слегка «оттаять». Конечно, при таком приключении, как со Славиком, в самодельной «халабуде» не спасешься, тут уж надо шпарить домой, но отогреть закоченевшие пальцы и потерявшие чувствительность носы можно и в построенном из снега штабе, если там гудит жестяная печурка…

Было время, когда такую снежную постройку возводили позади двора, в котором жил тогда Севка. Там же тогда жил и большой мальчишка Гришун, он командовал многими ребячьими делами. Но потом Гришун окончил ФЗУ, пошел работать, затем отправился в армию, стал пограничником. А когда вышел срок службы, Гришун остался на заставе сверхсрочно. Раньше он всегда заступался за ребят перед взрослыми соседями, а вот уехал, и те стали относиться к мальчишечьим делам более сердито, «громоздить» постройки рядом с поленницами теперь не разрешали: устроите, мол, пожар на весь квартал.

Вовка Неверов предложил устроить штаб у него на огороде, позади сарая с сеновалом.

Сказано — сделано. Навыка общей работы хватало. Натащили отовсюду жердей, кусков фанеры, досок, сконструировали каркас, обложили его снежными брусьями, закидали рассыпчатым снегом, чтобы не осталось щелей. Снега в ту зиму хватало, сугробы навалило еще в ноябре. Синий и Гоголь отыскали где-то кривую дверь от чердачной вышки, Рашид и Раиска Каюмовы притащили раму со стеклами от чуланного оконца…