Оскар Хавкин - Бурундук

И, конечно, дед его молодцом повеличал за это!

Неужели им, Уле с Лерой, нечего рассказать этим мальчишкам!

— А у нас Кузя. Кузя у нас есть, — сказала Уля, когда вышли из сайбы. И заиграла глазами, щеками, губами: — Вы знаете Кузю? Видели?

Лера подбоченилась, стала похожа на очень толстую букву «ф», и тоже преважно спросила:

— Вы же дедушку видели? Он же попросил вас прийти к нам. Уж он-то вам говорил про Кузю? Не мог забыть!

Вот тут-то мальчишки и растерялись. Петя-Гаврик затеребил поля шляпы-волосянки. Тощий Лаврик пренебрежительно поджал тонкие губы: чегой-то вы нас путаете. Старший вопросительно поглядел на папу, а тот, посмеиваясь, махнул рукой на девчонок: «У них спрашивайте!»

— Дедке разве до разговоров? Расшибся, а всё за вас в беспокойстве: «Как они там без меня?»

Так Лаврик сказал, что ясно: Уля с Лерой виноватые, из-за них всё — и беспокойство, и дедушкино несчастье.

— Кузя? Нету в нашей деревне никакого Кузи! — размышлял вслух Маврик. — И в Шимбелее нету, и в Калчугах. Может, где в верхних сёлах завёлся? Не слыхали, ребята? Вот в доме отдыха, по низовью, паромщик есть, этот действительно. Только не Кузя, а Кузьма Никанорыч, старик древний, глуховатый, белый как лунь, так он всегда при реке, без отлучки, ему тут, в хребте, делать нечего… Что за Кузя объявился! — Он в досаде даже чесанул затылок.

— А это вовсе и не человек, — сказала Лера. — И никакой не старик. То зверь такой. А зовут Кузей.

И Лера с важным, таинственным видом, а Уля, посмеиваясь и потешаясь над несообразительностью мальчишек, повели Маврика-Лаврика-Гаврика за сайбу, мимо доски-скамейки. Вот ворох хвойника-прутняка. Вот берёзовый пенёк — на нём Кузя обедает, и тут его самого чуть не сцапал красноглазый канюк. Не вышло, а вообще Кузя и ловкий и смелый, и сообразительный, а уж с ними, Улей и Лерой, сдружился, без слов понимает, что к чему, — они говорили наперебой, захлёбываясь: пусть эти зазнайки-мальчишки теперь рты поразевают.

Но чуть-чуть удивился только Петя-Гаврик:

— А что он… бурундук-то… откликается, что ль, на Кузю? Свистнет или сам прибегит?

— А что? — нахально-уклончиво ответила Уля. — Ты ведь, хотя и Петя, на Гаврика отзываешься?

Лера подтолкнула её кулаком в бок, и Уля поняла, что сказала что-то не то. А мальчишка опустил белёсые ресницы, не зная, обижаться ему или нет.

— Этих кузь тут тьма-тьмущая, под каждым пеньком, — небрежно сказал Лаврик, помахав тонкой рукой. — Жил у нас в дому таковский, без имени, правда, — мы споймали его да в ящик, обрешетили… Живёт себе на даровых хлебах… Так он всё, что в дому было, изгрыз… И сбежал, пакостник, даже фамилии не сообщил!

— Вредная животина, — сказал Маврик добродушно и деловито. — Спасу от него никакого. Люди сеют, просо ли, ячмень, стараются, соревнуются, чтобы урожай… А он выколупывает зёрна, то есть с поля. Всходы показались, а он обратно — на стебли накидывается. И колос-то, паршивец, высмотрит не какой-нибудь, не худоватенький, а потяжелее, чтоб полнёхонький! Помнишь, Гаврик, мы тогда в сражение играли, по-пластунски, окрай поля — глядим: подскочил ловкач, хвать стебель зубами, пригнул, меж лапок пропустил и обирает вовсю зёрна, за щеку закладывает… Обобрал — да и понёсся в свою нору, в кладовку… Кузя этот самый! Зерно прёт, горох тащит, моркву дёргает… Ведь как было сидим семьёй, обедаем, что такое — бабка наша в окно ложкой тычет, голос потеряла: забрался, паразит, на подсолнух, на самую шляпку, и строчит зубками — свой туесок семечками набивает! Мы из-за стола, а он — до свиданьица, любуйтесь, как отбрил ваш подсолнух… Это ж первейший вредитель, дед-то верняком сказывал вам… Вы с им не водитесь, с тем Кузей. Вы бы лучше бабочек ловили либо жучков…

Ну не обидно ли всё это выслушивать! Дедушка не так говорил. Полегче. Помягче. А не так: «вредитель», «сничтожить», «не водиться». Умники заявились: всё видели, всё знают, всех без разбора и проверки, — жуликами! Бабочек им лови для их удовольствия!

— А наш Кузя не такой, — с вызовом выкрикнула. Уля. — У нас ничего не изгрыз, и проса вашего и гороха не трогал. И вовсе никакой он не вредитель! Он в лесу живёт. Орехи и грибы ест. И ягоды. А хлеб и кашу мы ему сами. А если у белки гриб с ветки смахнёт, то пусть белочка не зевает. Верно, Лерка?

— Он у нас смирный, — помедлив, подтвердила Лера. — В своей норке живёт, никуда не бегает. Поест и спит. А так — кто его знает… Вон там он живёт, под деревьями. Хотите посмотреть?

Почему ж не посмотреть — показывайте!