Яна Шерер - Мой внутренний Элвис

Мы бежим — вдоль домов, вдоль проводов, и я гляжу на эти провода и представляю, какие по ним льются разговоры. Вот этот провод содрогается. Тут наверняка мама орет на папу, что она с ним разведется, потому что он уехал с нами в Грейсленд. Когда я думаю про это, мне становится совсем худо.

Что будет, если мама с папой расстанутся? Я останусь с мамой, это понятно. Хотя, если папа клятвенно пообещает больше никогда не орать, то можно попробовать жить и с ним. Ведь с мамой и Кларой я буду чувствовать себя совершенно одинокой и толстой. А если останусь с папой, то хоть кто-то будет толще, чем я. Мы бы тогда каждый вечер пели и, если уж ему так хочется, читали бы Шекспира, а я готовила бы нам конвертики с салатом.

Я вдруг вижу перед собой папу — он вилкой забрасывает конвертики в рот и читает железнодорожный справочник.

— Что ты туда уставилась?

Фух, тут же еще Нелли.

— Думаю, по этим проводам сейчас течет разговор Лу Бард с полицией — она сообщает, что две девчонки, ночевавшие у нее, стырили ее автобусные билеты и устроили разгром в ее гостиной.

Нелли поднимает голову.

— Это же электрические провода, идиотка!

Мы молча идем рядом.

— Я оставила ей свой адрес, чтоб оплатить все, — я смотрю на Нелли взглядом триумфатора.

— Правда? — Нелли пожимает плечами. — Ну, это твое дело, если ты собираешься следующие десять лет отдавать свои карманные деньги старой тетушке на диван. Каждый развлекается, как может.

Честно говоря, я совсем не подумала, откуда возьму деньги. Но этого я Нелли ни за что не скажу.

— Ты уверена, что оставила ей свой адрес? — Нелли смотрит мне в глаза так долго, что я не выдерживаю и отвожу взгляд.

— Да.

— Точно-точно уверена?

— Да!

— Хмм. — Нелли копается в сумке, достает клочок бумаги и сует мне его в руки. Это страница из моей книги про Элвиса, на которой написано: «Дорогая Лу Бард …»

— Сволочь!

— Скажи мне спасибо.

Это ужасно, но я по правде немножко рада тому, что Нелли взяла мою записку. Если старушка и вправду решит заявить на нас в полицию, то будет сложно выкрутиться.

— Автобусная остановка, — Нелли показывает куда-то вперед. Там — навес с лавочками, а рядом синяя табличка.

— Извините, — обращается Нелли к женщине, сидящей на скамеечке, — какой автобус идет к шоссе?

Женщина секунду смотрит на Нелли критически. А потом улыбается.

— А, вам надо к торговому центру? Тогда номер семьсот тридцать семь.

— Спасибо.

Через пару минут подъезжает автобус, мы садимся, и Нелли предъявляет водителю украденные у Лу Бард билеты. Водитель от души смеется.

— Откуда они у вас? От прабабушки?

Нелли и вправду чуть-чуть краснеет.

— М-м-м, да.

— Такие билеты были в ходу тридцать лет назад! Вам придется заплатить за проезд, мне очень жаль.

Нелли вот-вот расплачется.

— Но бабушка дала нам эти билеты! Родители ждут нас в торговом центре!

Зуб даю, у Нелли на глазах в этот момент стояли слезы. И водитель сдается.

— О’кей, но только в виде исключения. Садитесь!

— Спасибо! — Нелли сияет. Мы устраиваемся сзади на длинном сиденье, сюда помещаются все наши вещи. Это даже забавно, что Нелли украла у Лу Бард совершенно бесполезную вещь. Та наверняка уже забыла, что у нее были эти билеты. Конечно, мы испортили диван навсегда, но все-таки ничего не украли. И мы правда едем в Грейсленд. Все никак не могу поверить.

Нелли смотрит в окно, а я рассматриваю ее.

О чем она, интересно, сейчас думает? О родителях? О Японии? О школе? Или о рейнджере? Странно, что она не проронила о нем ни слова с тех пор, как мы сбежали. Наверное, он дал ей от ворот поворот. Правда, я с трудом могу представить, чтоб кто-то дал Нелли от ворот поворот. Она бы этого не потерпела.

Я представляю, как Нелли говорит рейнджеру: «Идиот, конечно же, ты хочешь меня поцеловать!», а тот в смятении отвечает: «Конечно же, ты совершенно права» и целует ее. Мне ужасно смешно, когда я это себе представляю.

— Ты чего смеешься? — Нелли сердито глядит на меня.

— Да просто так, — говорю я. Глаза Нелли блестят.

— Ты плачешь?

— Ерунда, идиотка!

«Ерунда» — это было одним из первых немецких слов, которые Нелли выучила, хотя ей и трудно его было произнести, как мне кажется. Но оно подходило ей так, словно его придумали специально для нее. Она снова отворачивается. Ее плечи вздрагивают. Я точно знаю, что она ревет. Что же мне делать? Погладить ее по спине? Тогда она точно скажет, чтобы я не дотрагивалась до нее.