Анатолий Димаров - Со щитом и на щите

Он появился в классе, как только прозвучал звонок. Легкой, пружинистой походкой подошел к столу, повернулся к нам, негромко, но так, что услышали все, поздоровался.

Одет он был необычайно аккуратно: вышитая рубашка со стоячим воротничком, черный пиджак и синие галифе — без единой морщинки, без единой складочки, словно только что вышел из-под пресса.

Но больше всего меня поразили сапоги. Никогда еще я не видел такие до зеркального блеска начищенные сапоги. И на них хоть бы какая-нибудь пылинка! А на улице такая пылюка, что серым маревом стоит.

Налюбовавшись сапогами, перевожу взгляд на лицо учителя. Оно строгое и сосредоточенное. Серые глаза внимательно изучают класс — парту за партой. Вот они остановились на мне.

— Новенький?

Я поднялся, кивнул головой.

— В следующий раз придешь как следует причесавшись. Или постригись, если расческой не можешь пользоваться. Школа — не улица.

Сгорая от стыда, сажусь на место. Теперь я уже жалею, что лохматил волосы, когда мама их так ласково приглаживала.

В это время Иван Данилович распорядился:

— Достаньте учебники.

Все, как один, быстро вытащили из парт и положили перед собой новенькие книжки.

— Откройте на тридцать шестой странице. Третий сверху абзац зачеркните. Там даны неточные определения некоторых физических явлений.

Он указал еще несколько абзацев, и мы с наслаждением их повычеркивали.

Урок он начал так:

— Вспомните, как вы купались этим летом. Забирались, наверное, на вышку или на крутой берег и прыгали в воду. Почему вы прыгаете вниз головой или ногами, а не животом, боком, спиной?

— Чтобы не убиться, — хором отвечает класс.

— Правильно, чтобы не ушибиться. Каждый раз вы стараетесь прыгнуть так, чтобы сопротивление воды было как можно меньше. То есть вы используете один из законов физики.

Ты смотри! До чего же здорово!..

Постепенно физика становится самым любимым предметом.

Иван Данилович терпеть не мог зубрил. Он никогда не спрашивал по учебнику, а, вызвав к доске, задавал какую-нибудь такую головоломную задачу, над которой надо было хорошенько помозговать.

Написав на доске условия, он сразу же садился за стол. Мы же поспешно хватались за ручки, потому что каждый из нас втайне хотел как можно быстрее управиться.

Почти всегда первой была Нина Рыбальченко. У нее не мозги, а какая-то счетная машина: наверное, не существовало такой задачи, чтобы она не могла ее решить. Щелкала их как семечки.

Мне никогда не удавалось вырваться первым, но и в последних не пасся.

В конце первого месяца, подводя итоги наших успехов, Иван Данилович вместе с Ниной Рыбальченко и еще несколькими учениками вспомнил и меня. Правда, он не назвал мою фамилию, но это и так было понятно, когда он сказал:

— Еще один из новеньких совсем не плохо осваивает материал.

И хотя в нашем классе было трое новичков, однако я был непоколебимо уверен, что Иван Данилович имел в виду только меня. Ну а если так, то как следует помозгую и обязательно открою новый закон, о котором никто не знал и не слышал. Да не просто какой-то там закон, а всем законам закон. Чтобы без него не только в воду сигануть, а и шагу ступить было нельзя. Чтобы Иван Данилович, уже совсем старый, седой и сгорбленный, свой первый урок в восьмом классе всегда начинал с моей фамилии:

«Вот за этой партой и сидел наш великий ученый. До сих пор не могу себе простить, что однажды забыл его фамилию и назвал просто «новенький». А теперь вот вся физика основывается на его гениальном законе!..»

Чтобы в будущем легче было разыскать мою парту, вырезал на ней свои инициалы.

Возможно, что я и в самом деле стал бы физиком, если бы Иван Данилович не ушел из нашей школы.

Новый учитель физики был не столько обременен знаниями, сколько годами. Может быть, у него и были знания, но он их держал в строжайшей тайне и, отвечая на наши неожиданные вопросы, как щитом, прикрывался учебником физики. У нас сразу же возникло подозрение, что он преподавал совсем другой предмет, а за физику взялся лишь потому, что надо было хоть кем-нибудь заменить Ивана Даниловича.

Немного погодя мы проведали, что ему перевалило за шестьдесят и он ждет не дождется пенсии. Что единственная у него страсть — это цветы: дома не сад, а цветник, не комнаты, а оранжереи. Он сам рассказал нам об этом во время урока, и мы потом частенько злоупотребляли его увлечением. Поинтересуемся, бывало, откуда у нас появились розы. Или что-нибудь о тюльпанах спросим. И он тут же, забыв про физику, восторженно повествовал о редкостных цветах и опоминался лишь тогда, когда зазвенит звонок. Мимоходом заглядывая в учебник и уже совершенно другим голосом, безразличным и будничным, говорил нам, чтобы мы к следующему уроку выучили такой-то параграф.