Михаил Гершензон: На солнышке

— Мышонок, принеси вазелин, — сказала тетя Лена, а потом взяла Нюшу за плечи и повернула к себе лицом.

— Зачем ты была так долго на море?

— Я думала, маляр придет.

— Какой маляр?

— Который камешки красит.

Тетя Лена засмеялась, погладила Нюшку и стала мазать ей вазелином шею и руки.

Нюша порезала палец и заплакала.

А Мурка ей говорит:

— Не плачь, Нюшка! Подумаешь, беда какая! Я один раз себе вовсе руку отрезала, а не плакала.

Нюшка не поверила. Глянула Мурке на руки— обе целые. И эта целая, и та целая. Рассердилась Нюшка.

— Как, — говорит, — отрезала? У тебя обе руки на месте.

— А я пришила, — засмеялась Мурка, — оттого и на месте.

— Как так пришила?

— А я людейной ниткой. Вот тут, посмотри. Мурка вытянула руку, рукав подобрала и показала — сзади, повыше локтя.

Нюшка даже нос сморщила, так разглядеть старалась. Все у нее веснушки вместе сошлись.

Согнулась, Мурке под руку подлезла. Ничего не разглядела— царапину только.

— Вот и неправда, ничего тут не видно. Царапина только, маленькая совсем. А нитки никакой нету.

Мурка фыркнула.

— Нету! Потому нету, что это не простая, а людейная нитка. Я белая, нитка белая — вот и не видно.

Нюшка всхлипнула в последний раз и засмеялась. Побежала в спальню, взяла свою куклу — и опять к Мурке.

— Мурка, — говорит, — Тане тоже руку пришей, как себе пришила. А то Сенька ей совсем оторвал, видишь!

Мурка взяла куклу, приложила руку, как надо, и сказала:

— Ведь то людейные нитки были, а не куклячьи. У меня куклячьих ниток нет. Пойди к тете Лене, она пришьет.

— А у нее разве есть куклячьи?

— У тети Лены все есть.

Побежала Нюшка к тете Лене.

— Тетя Лена, есть у тебя куклячьи нитки?

— Конечно есть, — сказала тетя Лена.

Взяла катушку ниток, иголку и наперсток. Стала пришивать кукле руку. Кукла белая, нитка белая — вот и не видно.

— Что, хорошо так будет?

— Ну да, хорошо.

Нюшка стоит, смотрит, а про палец и думать забыла.

У садовника живет садовникова жена, Паня. А у Пани есть маленький ребеночек — Левка. Он еще не умеет ходить, только ползает. Он совсем беленький.

— Паня, а Паня, — отчего я не беленькая? Отчего у меня веснушки? — спрашивает Нюшка.

— Отойди от кроватки, разбудишь его, — говорит Паня. Она гладит пеленки, и на солнышке видно, как из утюга подымается воздух — как сахар в горячей воде, если помешать ложечкой.

— Ну, Паня! Отчего я не беленькая? — пристает Нюшка.

— Оттого, что плохо моешься, — смеется Паня. — Ты покрепче лицо три, вот и будешь беленькая.

— И веснушки сойдут?

— Конечно сойдут, — говорит Паня и дует в утюг, чтобы лучше горели угли.

Нюшке хочется, чтобы веснушки сошли. А то Сенька все пристает, — говорит: «конопушки продай".

«Вот и смою, — думает Нюшка, — хорошенько потру и смою".

— Ты куда? — спрашивает Паня.

— Я к ручейку, веснушки мыть.

— Ну, как смоешь, поможешь мне простыни тянуть, — смеется Паня.

Паня насыпает в утюг еще угля и ставит утюг на кирпич у водосточной трубы, чтобы уголь скорей разгорелся. Огонь так и рвется в трубу, даже слышно, как. ветер через утюг гудит. Паня стоит, утюга дожидается, а Нюшка уже тут как тут.

— Ну, что, смылись? — спрашивает Нюшка.

Паня смотрит на мокрую Нюшкину мордочку и удивляется, — сколько у одной девочки на лице помещается веснушек!

— Смылись, — говорит Паня, — только не все.

— А еще много осталось?

— Самая чуточка, — смеется Паня.

— Где?

— Вот тут, на кнопке. — Паня трогает пальцем Нюшкин нос.