Нина Артюхова: Мама

Взглядом Ирина Петровна предупреждала: «Я надеюсь на вашу порядочность».

Взглядом ответила: «Можете надеяться».

Перемена короткая, опять звонок, нужно вернуться в класс.

По лестнице на второй этаж поднималась неторопливо.

Вот и кончилась спокойная жизнь в новой школе… Ничего, слишком розово-благополучно все представлялось… И ведь всегда любила врагов, хотя и не по-христиански… А ей тяжело было слушать, когда рассказывала про бандита…

Вошла в класс. Встали малыши. Сели, придерживая крышки парт (научились уже!), чтоб не стукнули. Урок начинается.

Через несколько дней зашел зачем-то в учительскую Леша Воронцов. Подозвала его:

— Леша, приходи к нам завтра после уроков, если мама позволит. Товарищ мужа из Москвы приехал, Димке подарил поезд заводной — бегает по рельсам, светофоры зажигаются, стрелки можно переводить; мосты они строят, туннели… Только Димка у меня еще несмышленок, скорее для отца забава. А ты оценишь. Придешь?

Леша задичился немного, потом сказал:

— Спасибо. Приду.

Ирина Петровна сидела у дальнего стола: кроме нее, в учительской никого не было. Когда Воронцов вышел, спросила участливо:

— А вы не думаете, что трудно вам будет в дополнение к вашим основным делам еще пятиклассника перевоспитывать?

Ответ напрашивался сам собой:

«Ирина Петровна, вы не беспокойтесь, перевоспитывать Воронцова буду не я, а мой муж в свободное от работы время».

Это был бы ответ ядовитый… Стоит ли? А Ирина Петровна продолжала:

— И не находите ли вы, что такая частная филантропия — не наш путь?

На это можно бы возразить сознательно и кротко: «Ведь я не одна буду перевоспитывать. Вы слышали, как Нина Александровна говорила: «Вот и возьмемся за него все вместе». Какая же это частная филантропия?»

Неожиданно для самой себя Светлана подошла к завучу и сказала негромко:

— Ирина Петровна, между нами встало тяжелое. Я не знаю, как сложатся наши отношения. Я только хочу, чтобы наши отношения никак не отозвались на детях, судьба которых во многом зависит от нас.

Ирина Петровна, кажется, удивилась. А тут — звонок. Можно было не продолжать — это было тоже на короткой перемене.

У крыльца — Маринка, укутанная, в саночках. Костя вывел наконец Димку — что-то долго собирались.

— Ты эту шапку сказала ему надеть?

Ага! Шапку искали.

— Так справишься, ничего? Может, все-таки вас проводить?

— Нет, нет, не нужно. А впрочем, если хочешь, приезжай за нами часа через два.

Костя вернулся в дом. Соседки смотрели ему вслед с любопытством и одобрением: женщины всегда радуются, когда мужчина, тем более военный, несет какие-нибудь домашние нагрузки.

Если бы знали мужья, как приятно женам читать вот такие взгляды, в переводе означающие: «Хороший у нее муж, внимательный».

За него, за него приятно, не за себя!

Едут саночки, поскрипывая, по белой снежной улице. Маринка уже спит, раскинув руки. Димок сидит у нее в ногах, жадно смотрит по сторонам — он рад далекому путешествию. Выходной день, торопиться некуда, давно хотелось добраться с ребятами до сквера, где с Димкой маленьким гуляла. Костя сказал: «Ну что ж, понятно: людей посмотреть, себя показать!» Показать, конечно, есть что.

Как быстро меняет город свое лицо! Высокие дома в центре уже не кажутся высокими — дома на окраинах догоняют их. Пятиэтажные, восьмиэтажные, вышли на берег реки и даже через речку перешагнули, будто на свежем воздухе захотели погулять да и остались там — понравилось им стоять на фоне лугов и леса.

За большим серым домом, куда так часто ходила к своим ученикам, вырос новый дом, облицованный нарядными красными кирпичиками. В широких окнах отражается небо, и дом кажется голубоглазым.

Мало еще народу на улицах. И все по-воскресному неторопливые. Из дворов, из подъездов выводят своих малышей мамы и бабушки.

Раньше всех, пожалуй, появляются в сквере малыши-одиночки, без матерей и без бабушек. В лучшем случае последит из окна кто-нибудь из взрослых — благополучно ли дорогу перебежали.

Для женщины, даже не работающей, гулять с ребенком по четыре-пять часов в день, как полагается по науке, трудно. И вот бывает… Чуть-чуть подрастет сынишка, только-только научится бегать, не падая носом вниз, — иди, говорят, ты уже большой, гуляй себе один, привыкай к самостоятельности. И привыкает. Иногда получается хорошо, иногда — плохо.

Где и когда сказал Толстой: «От пятилетнего ребенка до меня — один шаг. От новорожденного до пятилетнего — страшное расстояние»?