Тамара Воронцова - С тобой товарищи

В темноте они преследовали ее всюду: забирались под кровать, даже под подушку. Спастись от них можно было, плотно подоткнув под себя одеяло.

Когда подросла, волки исчезли. Но страхи не исчезали.

Как-то в порыве откровенности она рассказала об этом своему московскому приятелю Кольке Жданову. Тот, не долго думая, назвал это трусостью. У Иринки даже дыхание остановилось. Что угодно, но только не трусость. Она готовилась в космонавты: по утрам обливалась холодной водой, изнуряла себя гимнастикой, в мечтах своих, не колеблясь, вступала в рукопашный бой с чудовищами далеких планет. И вдруг… трусость! Из-за этого Колька из приятеля едва не превратился и неприятеля. Но, поразмыслив, Иринка подумала, что Колька не так уж не прав. Борьбу со страхами в пустой квартире она повела не очень остроумно, зато успешно. Она просто заставляла орать во все горло приемник. От гудящих джазов, от воя саксофонов не то что страхи, мысли разбегались.

Но от спасительного гвалта приемника вскоре пришлось отказаться: сердились соседи и по-настоящему рассердилась мама, когда, уснув, Иринка забыла выключить приемник. Включенный на какую-то заграничную радиостанцию, он орал часов до 3–4 утра, пока не пришли родители.

А потом переезд из старого дома на Таганке в шумный и людный район доделал свое дело. Там, на Таганке, их том стоял позади дворов и двориков; Тихо в нем было, как в глубоком колодце. А здесь до поздней ночи за окнами говор и смех людей, шум машин и фосфорическим свет реклам, заливающий комнату плывущим маревом. Иринке казалось, что это не свет реклам, а свет заезд. Под него очень красиво и хорошо мечталось. Иринка опять летала на планеты, ступала на серебристую пыльцу Луны, ходила под экзотическими, неестественно раскрашенными то фиолетовым, то лиловым деревьями и кустарниками Венеры, видела планету, над которой сияют два невиданно красивых солнца: голубое и желтое.

Страхи исчезли и вот родились опять. Неужели Иринку всерьез пугают эти косоватые тик-трак глаза? А может, этот лучик? Он, как живой, двигается, уже дотянулся до ножки стула.

Зажмурившись, Иринка решительно встала, на ощупь дошла до шкафа, нашарила выключатель. В комнате ярко вспыхнул свет.

Проснулась бабушка.

— Ты что, Ирочка!

— Я попить, — ответила Иринка, отворачиваясь и краснея, и пошла и кухню.

«Свинья, — жестоко обозвала она себя. — Эгоистка и свинья. Бабушке так нездоровилось, уснуть не могла… Ах, какая же все-таки свинья», — думала она, глотая холодную воду. Заныли зубы, но она все пила, точно наказывала себя за свои вернувшиеся страхи и за то, что разбудила бабушку. Потом тихонько легла в постель.

Чтобы отвлечься от беспокойства, вызванного неясным страхом, начала думать о приснившемся, но радостное ощущение от зеленых березок на белом снегу не возвращалось. Вздохнув, Иринка перевернулась на спину, подложив руки под голову, стала упорно смотреть на лучик, протиснувшийся сквозь ставню.

Невольно вспомнился вчерашний вечер, полуразвалившаяся стена монастыря, за спиной дрожание Шурикова плеча и мелькнувшие среди развалин тени.

Они еще после этого долго сидели. Было тихо, тепло. Попискивая, пролетали над ними летучие мыши. Потом выплыла из-за монастыря, из-за дальних домов луна, громадная, яркая, и стало светло, как днем Иринка видела, как хмурит Хасан темные брови. Вдруг он сказал:

— Пошли, — и резко поднялся.

Иринка настаивала остаться.

— Зачем тогда было приходить? Посидели и… пошли ни с чем, — произнесла она и бросила на Хасана недовольный взгляд.

Он не среагировал ни на голос, ни на взгляд. Ответил спокойно:

— Хочешь, сиди. А мне нужно подумать.

Катька зашептала громко, наклоняясь к Иринке:

— Ты, пожалуйста, ему не мешай. Он подумает. — И тут же от Иринки отскочила к Хасану.

— А что, Хасан, это кто? Бандиты? — И тут же фыркнула в кулачок. — Бабка эта в темном бандитка! Ну, уж… — и окончательно раскатилась звонким смехом. Странно гулко повторили ее смех монастырские развалины.

Хасан улыбнулся, глядя на нее. Сердиться на Катьку он не мог и отвечать ей коротко, как другим, он тоже не мог. Как бы извиняясь перед ней, что заставил просидеть весь вечер среди этих обломков, оторвал от любимых пряток. Хасан негромко отозвался:

— Конечно, это не воры и не бандиты. Просто старухи. Ом наморщил лоб. Может, у них в часовне церковь? — Растерянно посмотрел на Катьку и добавил: — А вообще, все может быть. Завтра мы придем сюда днем и посмотрим.