— Эй, на ладье! Не видать ли впереди неприятеля?
— А вы бы пошли в дозор, — отвечала ему Кира.
И он кивнул Лёшке и стал пробираться вперёд — где зарослями, а где и лугом, — осматривался насторожённо, опасался хрустнуть веточкой, словно и вправду кто-то подстерегал их и мог помешать плаванию удивительной Кириной лодочки. И деревня, и чистый, скошенный, точно подметённый, луг и запруда, и великий тополь с тележным колесом, на котором будут гнездиться аисты, остались в стороне, и начались какие-то новые края. Ведь знаешь, что это уже соседняя деревня, тут не раз бывал, тут родственники живут, кино здесь показывают чаще, и всё же неистребимо желание открывать новые края. Да, был Сева уже пришлым человеком и потому с такой жадностью разглядывал избы вдали, на бугре, кирпичные фермы и ветродвигатель, который казался очень лёгким сооружением и блистал, как фольга.
Много деревень по русской земле, и только миновали эту, чужую деревню, как вывела речка опять к каким-то избам, изгородям и садам — так можно бесконечно идти от селения к селению. И Сева уселся на берегу, Лёшка опустился рядом, а между ними словно бы горел бесцветный костёр, у костра же людские души всегда нараспашку, и Сева уже не боялся выдать приятелю самое-самое:
— Вот, Лёш, если бы Кира в нашем классе, а? Здорово, а? Ты не обижайся, но мы с тобой раньше были какие-то нудные, Лёш. А тут Кира… И всё по-другому! Я тебе скажу: в ней настоящий пацан сидит, ничего в ней от девчонки!
— Штаны у неё хорошие, — поддержал Лёшка. — Техацкие.
— Техасские, Лёш. Вот есть такое выражение: «С таким человеком я бы пошёл в разведку». Так это про неё.
— Ну, это… в разведку мы пошли, а где ж она? Не слыхать, где гребёт?
И Сева вслушался в жужжание пчёл, шмелей, в нескончаемое механическое пение жаворонков — во всё, что было тишиной летнего дня, и в этой тишине плеска весла не уловил. Допустим, он ушёл в дозор, в разведку и всё спокойно здесь, в чужих краях, но ведь могло что-нибудь приключиться там, на речке; могла перевернуться не приспособленная для плавания посудина, перевернуться в омуте, в бочаге, хоть и неглубока эта речка. И Сева так живо представил бедствие, как напоролась Кира на корягу, как стиснула от боли зубы и вся побледнела, что тут же, вмиг вскочил и прянул стрелой.
6
Раньше Сева делил всё лето на такие сроки: земляника, сенокос, малина, потом орехи, налившиеся и побелевшие, потом мохнатая, в шерстяном пушке, ежевика, и, наконец, спасу нет в утреннем овражно-сыром лесу от грибного духа. А нынешнее лето состояло из разных происшествий, связанных с Кирой. И когда они втроём выбрались в лес по первые грибы, Сева понял там, в лесу, что вот уже скоро конец всему, никаких приключений больше не жди, и грибы отойдут, и уедет в свой грандиозный город Кира, а по деревне будет ему грустно возвращаться из школы, потому что осень, всюду жёлтая солома, всюду сжигают картофельную ботву, от дыма першит в горле и по воскресеньям дядьки смазывают лилово-чёрным дёгтем колёса, снаряжая обозы в районный центр. И он вспомнил её появление в деревне, как она скакала на маленькой гнедой лошади в своих табачных брючках, как устроила корриду, как в ночном лесу фосфорно-зловеще осветились её зубы, когда она прикусила светлячок, вспомнил он и разные события на речке, запруду, деревянный островок, необычное плавание в долблёном корытце, и стало ему жаль всего уходящего, и снова захотелось, чтобы Кира взглянула зеленоватыми, халцедоновыми глазами и так серьёзно сказала: «Ты самый выдающийся матрос на моём судне. Да, Сева».
— Послушайте, я вам открою тайну, — вполголоса произнесла Кира, когда они выносили из лесу корзины с твёрдыми грибами, шляпки которых были цвета хлебной корки. — Живёте тут и ничего не знаете! А вот в том заброшенном колодце ещё с войны остался потайной ход… Партизаны по нему пробирались, на фрицев напали. Ни-чего-то вы не знаете, следопыты!
И Сева подумал, что недаром какое-то волнение кружило ему голову всегда, едва он подходил к заброшенному, болотно пахнущему колодцу, чьи срубы одеты были в изумрудный мох. И он сказал сейчас, что нечего медлить, надо осмотреть потайной ход, фонарик у него есть великолепный, с дальнобойным светом, и Кира одобрила его горячность, она бы сама полезла в колодец, но ей надо срочно в больницу, проверить зрение.
— Смелее, следопыты! — напутствовала Кира, и Севе услышались, когда она взглянула на него, совсем другие слова: «Ты же самый выдающийся матрос на моем судне. Да, Сева».
Читать дальше