И вот в сумерки, когда Сева с Лёшкой подпирали изгородь, наигравшись с бычком, прискакала горожанка в техасских брючках, осадила лошадь на бригадирском подворье и тут же выбежала к ним, обиженно как-то приговаривая:
— Да отстаньте от этого тупого бычка! Не надоело вам? Вот я вам такой клад покажу!
И первая шагнула по тёмной улице, не оглядываясь, точно зная, что за нею пойдут они с Лёшкой хоть куда. Сева действительно готов был идти за нею хоть в огонь, хоть в подземелье, и он шёл, замирал, вздрагивал от спокойных голосов сидевших на завалинках дядек и баб, ждал приключения, и открывшаяся с околицы чернота леса показалась ему чужой, неведомой стороной.
Безмолвно шли они к лесу, деревня точно бы провалилась под землю, потому что летом не любят зажигать в деревнях электрический свет, и всё тёмно было позади, всё мрачно было впереди, лишь тосковали — уже не понять где — голоса, поющие в отдалении.
В неузнаваемом ночном лесу сладко пахло земляникой, и было бы страшно идти в чащу, в потёмки, если бы не Кира, которая вела их куда-то вглубь, и Сева понимал, что вовсе не клад открыла Кира, и всё-таки заманчиво было идти, оглядываться во тьму, таить дыхание, как будто и на самом деле идёшь на поиски клада.
И вот засветилось самоцветно то, что не было кладом, но можно было вообразить драгоценностями и эти горевшие холодным люминесцентным жаром светлячки, лежавшие грудой. Кира взяла несколько бледных гнилушек и стала подбрасывать в ладони, Сева тоже взял, а Лёшка принялся набивать ими карманы. Ладонь у Киры слегка озарялась светлячками, а всё же Сева представлял себе таинственную находку, когда он видел на узкой ладони Киры светлячков, и всё было таинственным, фантастическим: их появление в лесу, их тихий счастливый говор, этот клад и то, что исчезла деревня, словно провалилась, едва они покинули её.
— Глядите! — торжественно шепнула Кира и вставила в зубы светлячок, отчего засветились фосфорно-зловеще её зубы.
Тогда и Сева и Лешка сделали то же, у Лешки получалось особенно здорово, потому что у него, как у Кощея, недоставало нескольких зубов. И вот трое разбойников двинулись из леса, и так идти им было жутко и хорошо — Сева чувствовал это.
Никуда не провалилась деревни — обозначилась темными избами. А может, совсем другая деревня это была, если уж начались в эту ночь странные превращении, и Сева, ощущая на зубах пресную древесную щепочку, неугасимую, светящуюся, воображал, как напугается кто-нибудь встречный, как заорет, бежать пустится: караул, нечистая сила!
И надо же, что он почти столкнулся с Мишкой Косым, прозванным Косым за то, что любил он даже поздней осенью ходить из школы босиком, связав башмаки за шнурки и перекинув их через плечо. И вот теперь Босой, не узнавая Севу, так покорно и робко спросил: «А? А?» И вдруг с воплем перескочил изгородь и загрохотал кулаками в двери чужой избы.
— Сгинь, пропади! — крикнула ему вслед Кира, и светлячок выпрыгнул у нее изо рта.
3
Отошла земляника, загорелась ягода малина по берегам речки, в которой воды по колено, и Сева с Лешкой и Кирой лазили в зарослях, обирая конфетно пахнущую ягоду, иногда срывались в воду, тут же кто-нибудь бросался спасать приятеля. Кира кричала: «Эй, морские и океанские суда! Спасите наши души!» А потом сушили одежду на кустах и сидели на берегу, как потерпевшие бедствие, а потом снова лезли по ягоду, и на смуглой, коричневой коже оставались царапины от колючек малинника.
— Куда вы только смотрите? — с упреком сказала однажды Кира, когда примчались они втроем на речку, запыхавшиеся, точно марафонцы. — Думаете, на ваше детство воды в речке хватит, а там — хоть полное обмеление?
Сева улыбнулся, уже предчувствуя какую-то новую затею. Он уже научился предугадывать Кирины выдумки, когда слышал рассерженный ее голос, и вот, пряча улыбку, смотрел на ее лицо, на отросшую гривку волос, на упругое тельце ее в голубом купальнике, и готов был, как обычно, пойти хоть в огонь, хоть в воду, если так повелит Кира, тем более что вода здесь мелкая.
— Давайте строить запруду. Уровень воды вдвое повысится, обещаю. Вот на почин. — И она стряхнула с ног драные тапки, вмиг связала их шнурками и кинула на самую середину бедной, мелководной речки.
Лёшка потрясённо взглянул на Севу, а Сева, хоть это и показалось ему смешным, всё же высоко оценил Кирину щедрость, и тут же бросился на поиски камней, каких-нибудь валежин. И очень хотелось ему отличиться, чтобы Кира благодарно посмотрела своими зеленоватыми глазами, чтобы тряхнула гривкой, улыбнулась, что-нибудь знакомое произнесла: «Ты самый выдающийся матрос на моём судне. Да, Сева». Очень ему хотелось, чтобы замечала Кира его, обращала на него внимание и чтобы потом, когда уедет в город, когда ей надоест свой класс, она вдруг вспомнила бы их с Лёшкой, вспомнила маленькую гнедую лошадь, мелководную тихую речку и как строили запруду, загорали, как было жарко и хорошо.
Читать дальше