Галина Ширяева - Гюрги-Дюрги-Дюк

— Молодой?

— Старик. Военный. С орденами.

— Отвоевался.

— Куда ехал-то?

— То ли в Астрахань, то ли в Саратов…

«А-а-а-а!» — по-страшному закричало что-то в Юльке, словно запела военная труба, поднимая в атаку солдат!

— Дедушка-а!

Пассажиры, стоящие в коридоре, расступились перед Юлькой. Это было единственное, чем они сейчас могли помочь ей — расступиться и дать дорогу… Юлька ворвалась в тамбур, где у раскрытой двери стояла проводница.

— Это мой дедушка!

— Господи! — вскрикнула проводница, отступая от двери.

Юлька прыгнула на мокрый жесткий перрон, который больно ударил ее по ногам, словно хотел отбросить назад, в вагон. Утренний холод моментально охватил и сковал ознобом ее тело.

— Девочку возьмите! — закричала проводница кому-то стоящему на платформе. — С ним ехала!.. И чемодан! Чемодан!

Молодая женщина в плаще и в резиновых сапогах сейчас же подбежала к Юльке.

— Ты с ним? Почему в разных вагонах? Почему его бросила? Всыпать бы вам! Больного старика одного оставили!

— Чемодан возьмите! — крикнула проводница, протягивая со ступенек Юлькин чемодан. — Вот горе-то какое!

— Куда вы их высаживаете? Да еще с девчонкой! — сердито закричала женщина в плаще. — Надо было до Максимова везти. Думаете, из Заозерки приедут? Мало ли что сам просил.

Заглушая ее сердитый голос, загудел поезд за Юлькиной спиной. Толпа пассажиров, стоявшая вокруг скамьи под навесом, рассеялась, Юлька увидела скамью и лежащего на ней человека в военном. Она отчаянно вцепилась руками в ручку чемодана и замерла у края платформы.

— Не расстраивайся, дочка! — крикнул Юльке кто-то уже из окна вагона. — Сейчас за ним приедут! Им сообщили!

— Мы еще из Максимова позвоним туда, проверим. Его фамилия Колесников?

— Колесников! — сердито крикнула женщина в сапогах. — У меня его документ! Колесников! Из Астрахани!

Колесников! Из Астрахани!

Тихо ахнув, Юлька судорожно метнулась назад к вагонам. Но огромные зеленые коробки с мокрыми от дождя окошками уже плыли мимо нее… Пассажиры, припав к окнам, с жалостью смотрели на Юльку. Они уезжали, а Юлька оставалась!

— Постойте, — пролепетала Юлька железной громаде, набирающей скорость. — Я ошиблась.

Последний вагон безжалостно проплыл мимо нее.

Наверно, только-только прошла электричка, забрав ранних пассажиров. На платформе остались лишь Юлька со своим чемоданом, сердитая женщина в сапогах и незнакомый человек Колесников, неподвижно лежащий на скамье под навесом.

— Спихнули вот на мою голову! — нервничая, сказала женщина. — Посиди-ка возле него. Я еще в «скорую» позвоню. Смотри, чтоб не помер.

Она пошла куда-то в сторону билетной кассы, тяжело, расстроенно шлепая сапогами по дождевым лужам, разлившимся на платформе. Юлька осталась одна.

Человек на скамье, укрытый плащом, лежал на спине, и голова его, чуть запрокинутая, была повернута лицом в сторону холма. Что-то знакомое почудилось Юльке в этой позе, в этом повороте головы, но она не успела ничего вспомнить, она услышала, даже отсюда, издали, как прервалось его тяжелое, страшное дыхание, а рука его, лежащая поверх плаща, показалась ей мертвой.

— Гражданин, — делая несколько шагов к скамье, дрожащим голосом сказала Юлька. — Вы п-подождите, п-пожалуйста… Сейчас приедут. Им уже сообщили. И даже в «скорую» пошли звонить…

Он тяжело, с трудом, но без стона повернул к Юльке голову и сказал тихо и знакомо:

— А! Витаневич!..

Юлька вздрогнула. Сейчас же знакомым ароматом синего папиросного дыма, смешанного с запахом опавших зеленых листьев из парка, пахнуло на нее от его плаща и старого кителя.

— Вот беда… какая, — сказал майор отрывисто, и Юлька поняла, что он пытается и не может улыбнуться неподвижными губами.

— Вам нельзя говорить! — воскликнула Юлька. — П-пожалуйста… Вы п-помолчите. Пожалуйста…

Оставив свой проклятый чемодан, она подбежала к скамье и наклонилась над ним, пытаясь ладонями согреть его ледяную руку, лежащую поверх плаща. Но не сумела согреть… Тогда она распахнула чемодан, вытащила из него все, что было у нее теплого, — все кофты, свитер, платок, сняла с себя плащ и укутала его большое неподвижное тело. Потом выдернула из чемодана еще какое-то барахло, положила ему под голову.

— Вы только не волнуйтесь! Вам нельзя волноваться!

Наконец он все-таки улыбнулся Юльке. Потом отвернулся от нее и остался лежать так, лицом вверх, и лицо его было спокойно. Словно до этого его беспокоило лишь одно — сможет или не сможет он улыбнуться Юльке… Промчалась мимо электричка — по второму пути, в город. Промчалась, не остановившись. Не все здесь останавливаются — это еще Дюк сказала ей когда-то давным-давно… Вихрь, оставленный на платформе промчавшейся электричкой, улегся не сразу, разметав, расшевелив его седые волосы.