И у меня тоже.
Если у меня будут дети, то я передам им мутантный ген с вероятностью 50 %. Это не значит, что они будут выглядеть как Август, но они станут носителями копии этого гена: Август такой, потому что у него две копии дефектного гена и ни одной нормального. Если я выйду замуж за человека, у которого есть такой же ген, то получится вот что: с вероятностью 50 % наши дети унаследуют мутантный ген и будут выглядеть нормально, с вероятностью 25 % — не унаследуют гена вообще и с вероятностью 25 % — будут выглядеть как Август.
Если Август женится и у его жены не будет дефектного гена, то все их дети этот ген унаследуют, но никто не получит двойной дозы, как Август. То есть они будут выглядеть абсолютно нормально. А если у его жены будет дефектный ген, то у их детей этот ген проявится с вероятностью 50 %.
Все это объясняет лишь то, что объяснимо. Но есть и другая часть мутаций, которые достались Августу не по наследству — просто ему невероятно не повезло.
Вереницы докторов годами рисовали моим родителям решетки с крестиками и ноликами, чтобы проиллюстрировать генетическую лотерею. С помощью таких решеток генетики описывают механизмы наследования, рецессивные и доминантные гены, вероятности и возможности. Они, конечно, много знают, но не знают еще больше. Они могут попробовать предсказать вероятности, но не могут ничего гарантировать. Они используют термины «зародышевый мозаицизм», «хромосомная перестройка», «задержка мутации», чтобы объяснить, почему их наука — не точная. А вообще-то мне нравится, как говорят доктора. Нравится голос науки. Нравится, как словами, которых ты не понимаешь, объясняют вещи, которые ты не способен понять. А ведь за всеми этими мозаицизмами, хромосомными перестройками и задержками мутации — люди. Дети, которым не суждено родиться. Как моим.
Миранда и Элла от меня отвернулись. А повернулись — к компании пилонов, спортсменов и модниц. После недели мучительных обедов, где обе они только и трещали о людях, которые меня не интересовали, я решила с ними порвать. Они не задавали мне никаких вопросов. Я им не врала. Просто пошла своей дорогой.
Спустя некоторое время я даже была этому рада. Хотя с неделю я не появлялась в столовой, чтобы не чувствовать себя неловко и не слышать фальшивых извинений: «Ой, Оливия, прости, у нас тут уже занято!» Лучше пересидеть обед в библиотеке и почитать.
Я закончила «Войну и мир» в октябре. Какая прекрасная книга! Некоторым кажется, что читать ее тяжело, но на самом деле это же ни дать ни взять мыльная опера с уймой персонажей: героев, которые влюбляются, сражаются за любовь, умирают за любовь. Я тоже хочу когда-нибудь так влюбиться. Хочу, чтобы мой муж любил меня так, как князь Андрей любил Наташу Ростову.
В конце концов я подружилась с девочкой по имени Элеанор: мы учились вместе в младших классах, но потом ходили в разные средние школы. Элеанор всегда казалась мне очень умной — правда, немножко плаксой, но в целом ничего. Я даже не догадывалась, как с ней может быть весело — с ней, конечно, не лопаешься со смеху, как с папой, но с чувством юмора у нее все в порядке. А она не представляла, какой легкомысленной могу быть я. Думала, я вся такая серьезная. И, как выяснилось, ей никогда не нравились Миранда и Элла. Она считала их воображалами.
Элеанор позвала меня за свой стол, и вот так я стала обедать с умниками. Компания была большая и разношерстная: тут был и Кевин — парень Элеанор, который когда-нибудь станет президентом класса, и несколько технарей, и девочки вроде Элеанор — редакторы ежегодного альбома выпускников и члены дискуссионного клуба, и тихий юноша по имени Джастин, который носит маленькие круглые очки и играет на скрипке. И в которого я с первого взгляда влюбилась.
А Миранда и Элла дружили теперь со своими пижонами. Сталкиваясь в коридоре, мы говорили друг другу: «Привет, как дела» и шли себе дальше. Изредка Миранда спрашивала меня, как поживает Август, и просила передать ему привет. А я никогда не передавала — не назло Миранде, а потому что у Августа теперь была своя жизнь. В то время мы с ним почти не пересекались, даже дома.
Бабушка умерла вечером накануне Хэллоуина. Прошло уже четыре года, но для меня это по-прежнему самый грустный день. Для мамы тоже, хотя она в этом не признается. Чтобы не горевать, она с головой погружается в подготовку костюма для Августа, ведь Хэллоуин — его самый любимый день в году.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу