Светлана Лубенец - Бабочка из Поднебесной

— А ему и признаваться особенно было не в чем. Только слепой смог бы не увидеть, с каким обожанием он на тебя смотрел. Я просто ни во что не вмешивался. Я же видел, что тебе больше нравится Долинский. Тут ничего сделать было нельзя. И когда Стас решил от тебя уехать, я его как-то сразу понял.

— И даже не пытался отговорить?

— Почему не пытался? Еще как пытался! Я, знаешь ли, даже говорил ему, что на тебе свет клином не сошелся, хотя мне не очень-то приятно было говорить такое о собственной дочери!

— А он?

— А он уперся — и все… И вообще… — Николай Иванович сел в кресло напротив дочери и испытующе на нее посмотрел. — Чего ты вдруг так за него распереживалась? Какое тебе до этого Стаса дело?

— Ну как же… Из-за меня он уехал… Целый день у него пропал…

— Ага! Еще скажи — оплаченный!

— Но родители Стаса действительно за этот день заплатили! — с отчаяньем выкрикнула Ника.

— А то ты не знаешь, что не все на этом свете измеряется деньгами!

С трудом сдержав неожиданно вдруг подступившие слезы, девочка спросила:

— Папа… ты считаешь меня виноватой, да?!

Николай Иванович тяжело вздохнул и ответил:

— Да не так чтобы очень… Сердцу ведь не прикажешь — давно известно…

— Но ведь он мог как-то… побороться, что ли…

— За что?

— Ну… за меня… Почему он так быстро сдался?

— Конечно, вы совсем немного времени провели вместе, но когда при этом тобой откровенно пренебрегают… В общем, это несколько унижает… И потом… когда человек любит… по-настоящему… он своему предмету обожания хочет только добра. И если тебе нравится Долинский, значит, Глеб для тебя и есть добро. Вот Стас и решил оставить вас вдвоем…

— Как вдвоем, если и Глеб уехал!

— Ты же понимаешь, что не в этом дело…

— Стас мне не говорил, что любит… — прошептала Ника.

— Ну, это я так… обобщил… Любовь — дело серьезное. Стас, скорее всего, пока только влюблен, но даже в состоянии влюбленности он оказался способен на серьезный поступок — уйти, чтобы не мешать двум другим.

— Ты считаешь уход поступком? А как же борьба за любимого человека? Разве не она — поступок?

— Видишь ли, Ника… все не так однозначно. Бороться можно с обстоятельствами, с людьми, которые мешают, запрещают, разводят. Ради любимого человека можно пренебречь разницей в социальном положении, сменить вероисповедание, можно отдать все деньги и остаться нищим, да много на что еще можно пойти… Но преследовать своей любовью, навязывать ее взамен той, что у человека уже есть — бесполезно и… никого не украшает… Так что, я думаю, Стас все правильно сделал.

Ника вытащила из кармана шорт нефритовую бабочку и показала отцу.

— Вот… Ее мне подарил Глеб! И я не могла… — она надолго замолчала.

— Чего ты не могла? — вынужден был спросить Николай Иванович.

Вместо ответа Ника задала свой вопрос:

— Папа! Тебе так не нравится Глеб?

Отец пожал плечами, а потом ответил:

— Да я его и не знаю совсем… Может, он и хороший парень… Тебе же нравится…

— А Стас? Стас тебе нравится?

— Все то время, что был с нами, он вел себя вполне достойно — это все, что я могу сказать. Выбирать все равно придется тебе. Но ты ведь, кажется, уже выбрала?

— Я не знаю, папа… — Ника сунула бабочку обратно в карман и повторила: — Я ничего не знаю… Я совершенно запуталась…

— Ладно, дочь… Пойдем-ка лучше на ужин… А все, что тебя томит, еще может быть распутано, пересмотрено или оставлено как есть. Думаю, тебе просто нужно время, чтобы разобраться в себе.

За ужином Ника немного отвлеклась от мыслей о себе, Стасе и Глебе. Очень миловидная и миниатюрная китаяночка устроила для их группы дегустацию местных фруктов. Сначала она представилась. Ее имя — Джу — означало «хризантема» и очень ей подходило. Лицо девушки с чистой розовой кожей, ясными медовыми глазами, нежными розовыми губами действительно напоминало экзотический цветок.

Конечно, бананы трудно было бы перепутать с чем-то другим, но те, которые предложила им попробовать Джу, отличались от тех, к которым русские уже привыкли в России. Китайские бананы этого вида были совсем зелеными и очень мелкими (что вовсе не говорило об их незрелости), сладкими, но не приторными. Манго тоже отличались от тех плодов, которые продавались в Санкт-Петербурге. Их вкус был более густым и насыщенным.

Нике понравились рамбутаны, хотя выглядели они совершенно несъедобными. Небольшие плодики в виде ореха были покрыты многочисленными волосками, чем живо напоминали маленьких ежиков. Джу очень ловко сделала круговые надрезы на нескольких «ежиках» и сняла часть кожицы, при этом белая студенистая мякоть осталась лежать в оставшихся волосатых шкурках, как в чашечках. Девушка раздала разделанные рамбутаны на пробу, предупредив, чтобы были осторожны с несъедобной косточкой. Мякоть оказалась с очень приятным сладковатым вкусом.