Виктор Голявкин - Совесть

«Глупость какая получилась, — подумала Кира. — Будто сон плохой приснился».

Валя плелась позади.

— Я во всём виновата, — произнесла она жалобно. — Ты-то ленинградка, а я всё-таки крымская…

— Могла бы и я сообразить, что легко заблудиться, — великодушно сказала Кира. — И ведь это я уговорила тебя пойти посмотреть воздушные замки.

А сама подумала: «Вот бы мама перепугалась, если б знала!»

Они с мамой отдыхали под Симферополем. Кира очень подружилась с Валей. Обеим было по тринадцати лет. К Валиной тётке, счетоводу совхоза, девочки поехали вместе.

Под лиловым от зноя небом блеснула металлическим блеском полоса воды.

— Смотри! — показала Кира.

— Сиваш это, — устало сказала Валя, — Гнилое море.

Но Кира оживилась.

— А красиво тут. Земля разноцветная.

Бледно-песочные, тёмно-рыжие берега подступали к перламутровым водам Сиваша. На жёлтом расплывались пятна изумрудно-зелёные, красноватые, бордовые. Это плотным ковром росли низкие растеньица. Кира нагнулась, сорвала стебелёк с мелкими круглыми листочками.

— Какие странные эти солеросы! Так их твоя тётя называла? И на траву непохожи.

— Тётя вернётся только завтра. Может, даже под вечер. До тех пор нас никто не хватится. И где нас будут искать? Мы даже записки не оставили, что пошли гулять.

— Но ведь мы думали, что через час-полтора вернёмся… Да доберёмся как-нибудь. Быть того не может, чтобы не добрались!

— В погребе молоко стоит холодное-холодное… — безнадёжно сказала Валя, — и арбуз громадный!

— Неплохо бы арбузика! — вздохнула Кира.

…Уезжая по делам в райцентр, Валина тётя расцеловала девочек, показала им, где в погребе стоит обед, молоко, лежат горкой арбузы. Оставила она девочек без малейших опасений: большие ведь! Могло ли ей прийти в голову, что они сразу ринутся в степь в поисках миражей? Валя рассказала Кире, что в степи часто можно увидеть мираж. Иногда над озерцами появляются целые замки, причудливые сказочные дворцы. «Ой, пойдём поглядим! — упрашивала Кира. — Я никогда в жизни не видела мираж!»

Теперь она его видела. И не один. Уже после того, как они поняли, что не знают, в какой стороне находится совхоз, и стали плутать по степи, Кира вдруг увидела впереди дом под черепичной крышей, дерево, копну сена. Она кинулась туда: «Да вон же совхоз!» Но что такое? Под домом течёт голубая полоса, она всё шире… Поднялось в воздух дерево и поплыло стоймя. Стронулась с места и копна. И вот всё бесследно растаяло.

— А я тоже сперва подумала, что правда, — сказала Валя.

И потом не раз маячили в дрожащем мареве домики, купы деревьев, то туманно, то отчётливо. Но замков не было.

Пить хотелось нестерпимо.

Но даже самой маленькой бутылки с водой они не догадались захватить!

— Искупаемся? — предложила Кира.

— Да ты что?! Тут же сплошная соль. Каждая царапина саднить будет.

Кира вздохнула:

— Да-а… соль! Оттого всё такое… седое.

Холодноватый, притушенный тон был и у пёстрых берегов, и у воды, нежно-зелёной вдали, плотно-сизой под берегом. Точно кто-то, раскрашивая степь и море, щедро подмешал в краски белил. Седой застывший налёт соли лежал на каждой травинке. Всё — почва, вода, растительность, казалось, и самый воздух — было пропитано солью.

Нечаянно Кира взяла в рот сорванную солеросинку — и во рту стало очень солоно. Да что солеросинку! Руку свою лизни — у кожи солоноватый вкус.

Кира присела на корточки у воды, опустила в неё палец. Вода была тёплая и словно бы густая. Кира вытерла палец о подол платья, и всё-таки через минуту он покрылся беловатым налётом.

Они брели под палящими лучами, уже сами не зная куда.

— Хоть бы птица какая пролетела! — пробормотала Кира.

Ничего живого не было вокруг — унылая пустота. Никто не бегал, не летал, не пел, не стрекотал. Вероятно, в земле жили суслики и полевые мыши, но и они попрятались от жары в норы.

Да и живут ли здесь суслики-то?

Вдруг Валя встрепенулась:

— Лесополоса!

Серели в стороне не то кусты, не то низкорослые деревья.

Девочки прибавили шагу, бежать они были не в силах.

— И тут обман! — мрачно проговорила Валя.

— Но всё-таки хоть не мираж, — сказала Кира.

Огромные, с добрый куст ростом, заросли чертополоха. Тени эти чертополошьи великаны не давали. Может быть, в самой гущине и была скудная тень, но забираться туда нечего и думать: исколешься, занозишься.

Перила мостика. Мостик? Значит, речка?

Что протекало в этом пологом овражке осенью и зимой — речушка ли, ручей — неизвестно.