Виктор Пушкин - Самая крупная победа

Честно говоря, мне и самому казалось, что это так. Да Вадим Вадимыч и Борис как-то очень уж здорово объясняли, зачем все-таки это нужно. Что-то насчет самолетов Вадим Вадимыч толковал… А, вспомнил, вспомнил!

— Ничего ты не понимаешь, — солидно перебил я рассуждения Севы. — Вот зачем это нужно, слушай. Ну, представь, вообрази, понимаешь, что встретились в воздушном бою два самолета: один — бомбардировщик, а другой — истребитель. У бомбардировщика двадцать пулеметов, а у истребителя один. Во! На целых девятнадцать меньше! И что же ты думаешь? Пока твой бомбардировщик со всеми своими пулеметами повернется, нацелится, пока он то да се, истребитель вокруг него уже раз пять вжи-и! вжи-и! И с ходу в хвост — очередь! И тот, конечно, курды вниз. Ясно? Так и Митька… Тьфу! То есть так и тот, кто не умеет двигаться. Пока он туда-сюда, а ты уже тут как тут — с другой стороны молотишь сколько влезет.

Сравнение с самолетами, в одном из которых — в истребителе, конечно! — Сева с гордостью увидел себя, подействовало на него, и он стал учиться по-боксерски двигаться.

А когда он, как ему казалось, немножечко выучился, то попросил, чтобы я объяснил теперь, как нужно ударять.

— Ну, это тебе еще рановато, — к его великому огорчению, солидно возразил я: не мог же я признаться, что и сам пока ничего не умею. — Тебе еще недельку-другую придется шаги шлифовать, чтобы без всяких запинок и ошибочек все делать. Ну, а теперь беги домой.

Увидев на столе приготовленный матерью ужин — сама-то она, наверно, уехала в библиотеку заниматься, — я сразу почувствовал страшную пустоту в желудке. Ужин, правда, нужно было разогреть, но я, не умея перебороть нетерпение, бросил сверток на стул, не моя рук, уселся и начал есть прямо из сковороды. Выпил два стакана чуть теплого чая и удивился, что мои движения вдруг сразу же стали какие-то вялые, а мысли тягучие. Да еще, как нарочно, за окном было темно и дремотно качалась похожая на голову марсианина тень фонаря.

Поглядев на нее, я вдруг вспомнил, что не все уроки приготовил, взял учебник и сел за стол. Но моя шея то и дело стала подламываться и подламываться, а голова сама собою падать на грудь. Я заставлял себя быть начеку, следил за головой, но она падала как раз тогда, когда я хоть на секунду переставал о ней думать.

«Так я лучше лягу, и тогда ей будет некуда падать!» — решил я и, скинув ботинки, улегся на диван и стал читать лежа. Но откуда-то с потолка вдруг спрыгнул заплаканный Сева и, всхлипывая и размазывая по грязному лицу слезы, стал жаловаться, что его избил Митька. Я пошвырял все учебники за шкаф, наскоро повторил, как нужно шагать в стойке, в которой боксера никак нельзя победить, и пошел из комнаты. Но тут меня остановил чей-то взгляд, хотя никого в комнате не было. Мне сделалось беспокойно, захотелось что-то скинуть с себя, от чего-то освободиться. Я заворочался и открыл глаза: надо мною склонилось тревожное лицо матери.

— Ты что, мам? — испуганно вскакивая, спросил я.

— Ничего, сынок, просто так, — смущенно ответила она, отошла от дивана и принялась снимать пальто; сняла, заглянула в сковороду. — Это ты все один съел? — удивленно и одновременно радостно воскликнула она. Раньше такой сковороды мне на неделю бы хватило. — Молодец! И даже с хлебом!

«Будешь с хлебом, когда так потренируешься!» — обиженно подумал я, встал с дивана, делая вид, что вовсе и не спал, незаметно поднял с пола учебник и стал раздеваться.

— Да, мам… Поставь мне, пожалуйста, будильник на пораньше.

— А зачем? Дежуришь, да?

— Нет, ну… так! — уклонился я от ответа.

Заслышав звон будильника, я сразу же открыл глаза, хотел приподняться и протянуть руку, чтоб нажать кнопку, но вдруг ощутил во всем теле такую боль, что упал обратно на подушку.

«Ой, да что же это такое?» — ахнул я, потом вспомнил, что говорил Вадим Вадимыч, и успокоился, а будильник, как нарочно, все звенел и звенел.

В комнату заглянула мать:

— Ты что, не слышишь?

— Слышу…

— Так что же?

— Да понимаешь, мам, — боясь признаться, что все болит (еще всполошится!), спокойно ответил я, — как-то не хочется сразу из-под одеяла вылезать…

— Не я, сам просил! — Она подошла к будильнику и утихомирила его.

А я, дождавшись, когда опять остался один, стал осторожно вылезать из-под одеяла, и снова малейшее напряжение вызывало боль. До этого я и не подозревал, что даже в пустяковом движении принимает участие сразу столько мышц. Поднимаешь только руку, а отдается и в плече, и в животе, и в спине.