Елена Усачева - Механизм чуда

Пушкин сиял. Рядом с ним сидела тихая скромная девушка. Угадайте, как ее звали.

— Натали, — с гордостью представлял Пушкин. — Та самая!

Девушка бледнела и приклеивалась взглядом к полу.

— Знаешь, был такой случай, — с ехидной улыбочкой начал Стив. — Парень в нашей школе познакомился с девушкой. Звали ее Наташа. А его как раз Шурик. Стихи еще писал.

— Да пошел ты! — потемнел лицом Пушкин. — За такие шуточки, знаешь, что бывает?

— Знаю. Гроб и похоронная музыка.

Ежик всепонимающе щурился. Даже ему смотреть на увлеченного Пушкина было забавно.

— Давно вы знакомы? — бесцеремонно просил он, проходя мимо Евы. Не замечая, головы не поворачивая, не здороваясь.

— Вечность! — Пушкин осклабился. Зубы у него были мелкие и щербатые.

— Тогда это надолго, — хмыкнул Антон.

Стив изобразил на губах похоронный марш.

— Отвяли! Оба! — рявкнул Пушкин и схватил Натали за руку.

— И пусть у гробового входа, — провыл Ежик, отбегая подальше к комнатам, — младая будет жизнь играть…

— Заткнись! — рванул по коридору Пушкин, но споткнулся о выходящего Ра.

— И равнодушная природа! Ой!

— Пушкин? — Ра не удержал равновесия и растянулся вдоль плинтуса.

— Пушкин, Пушкин, — прошипел Стив, сгибаясь от смеха.

— Это классика! Она бессмертна! — орал из комнаты Ежик между глухими звуками — Пушкин пытался отомстить за шутку.

— Ай!

Квартира дрогнула от очередного падения. В коридор выбрался Антон.

— И пал поэт, невольник чести… — тяжело отдуваясь, пробормотал он.

— И… равнодушная… природа… — сквозь приступы смеха икал Стив.

— Саша? — Натали одарила всех испуганным взглядом и убежала спасать Пушкина. — Саша!

Ева готова была и дальше смотреть этот спектакль, но тут перед ней встал Ра. Или не Ра?

— Ева! — все-таки Ра радостно распахнул объятия. — Сколько не виделись!

— Столько не живут! — она увернулась от жизнерадостного бога.

Мельком глянула на Ежика. Стоит, ухмыляется. Глаз хитрый. Когда Ева вошла, коротко кивнул. Приблизиться не дал, сразу сделал шаг назад, руку поднял. Про объятия с поцелуями и говорить нечего. Может, подарить все это Ра? Терять уже нечего.

— Хорошо выглядишь! — доверительно сообщил Ра. — А я о тебе думал.

— Врет! — раздался недовольный голос из другой комнаты. — Он думал о газовом паяльнике. И немножко про адаптер К-лайн.

Ева покосилась на Ежика. Стоит. Не уходит.

— Ребята! — Ра пропустил это замечание мимо ушей. — Смотрите! Это Ева!

Антон тут же забылся, потому что на Еву посмотрело три пары совершенно одинаковых глаз. Ра и еще две его копии. Как там говорил Пушкин, три египетских бога… Близнецы. Невероятно!

— И не подумай, что у тебя, мать, троится в глазах, — выпрямился после долгого смеха Стив. — Хотя боги могут и не такое. А вы, — повернулся он к божественным братьям, — осторожней. Это все-таки Ева.

Антон демонстративно хохотнул, уходя вглубь квартиры.

— Это мои братья. — Ра был искренне рад чему-то. Наверное, дню рождения Пушкина. — Птаха ты уже знаешь. А это Гор.

Они все же отличались друг от друга. Птах был чуть шире лицом. У Гора — нос с горбинкой. А Ра… Ра просто был и улыбался, показывая все свои зубы.

— Красивая, — уронил Гор, глянул на братьев и рассмеялся.

— Богиня! — фыркнул Птах.

Ра побледнел.

— Они мне уже стул сломали, — пожаловался выбравшийся из комнаты Пушкин. — Если каждый сломает по стулу, то сидеть будем на полу. И есть тоже на полу. Чего-то у тебя глаза желтые, заболеваешь?

— Чем? — С Пушкиным всегда надо было держать ухо востро, но тут Ева пропустила удар.

— Желтухой. Слышала о такой? Билирубин в крови повышенный, вот и желтеешь. Ты сходи проверься.

— Куда?

— В морг, подруга, в морг. — Пушкин поднырнул холодной рукой ей под локоть. — Как тебе Наташка?

— Ничего так. — Ева дернулась. Не хватало еще, чтобы ее Пушкин за руки хватал. В такие моменты обычно и появляется Антон.

— А чего вы с Тохой — поссорились?

— С чего ты взял? — Ева сама не поняла, почему стала отнекиваться. Но в любом случае обсуждать с Пушкиным ничего не хотелось. Так можно было стать героем еще одной байки.

— Он сильно удивился, когда я сказал, что тебя тоже пригласил.

— Как будто ты меня не можешь пригласить?

Пушкин вдруг важно напыжился, подбоченился. Бросил быстрый взгляд через плечо.

— Он умеет громко кричать. Чего, говорит, всяких-разных звать. Но я его послал. Потому что ты мне друг! Ага?