Евгений Рысс - Приключения во дворе

Он с необычайной быстротой побежал за троллейбусом, попадая в лужи, не обращая на это внимания, и успел всё же протиснуться в закрывавшуюся дверь.

Смешно и весело стало Вале и Мише. Удивительно яркая была листва на деревьях, пар поднимался над асфальтом, наступал хороший летний солнечный день. Они зашагали к дому, иногда поглядывая друг на друга и друг другу улыбаясь.

Катя попала к Быковым только в восьмом часу вечера. Пока она закончила день в лагере, пока простилась с ребятами, пока нашла Вовин адрес. Она понимала, что разговор будет очень нелёгким, но не боялась его. Ощущение внутренней собранности и подтянутости, желание преодолевать препятствия не оставляли её после разговора со Сковородниковым. А утром ещё радостное событие — операция у Клавдии Алексеевны прошла хорошо. Хотя Катя в этом никакого участия не принимала, но чувство успеха передалось и ей. Ведь вот же сумели врачи спасти Клавдию Алексеевну, а им тоже небось нелегко было…

Почему-то Катя Кукушкина думала, что Вова Бык живёт в старом доме, так же предназначенном к слому, как тот дом, во дворе которого помещалась его штаб-квартира. Почему-то думала она, что в этом доме мрачная, грязная лестница, по которой бегают худые, облезлые кошки.

Всё было не так. Вова Бык жил в небольшом — всего пять этажей, но новеньком и очень весело выглядевшем доме. Катя поднялась на третий этаж. На одной из лестничных площадок она выглянула в окно. Окно выходило в зелёный двор. Дети раскачивались на качелях, любители шахмат и домино сидели за врытыми в землю столами, аккуратные старички и старушки прогуливались по дорожкам, посыпанным песком.

Катя удивилась. Почему в этом весёлом доме вырос мрачный и злобный мальчик? Разве он не дышал воздухом этого сада?

Катя позвонила. Ей открыла немолодая худощавая женщина. Одной рукой она отпирала замок, а в другой держала за ручку сковороду с жареной картошкой.

— Мне нужно к Быковым, — сказала Катя.

— Я Быкова, — ответила худощавая женщина.

— Я насчёт Вовы, — объяснила Катя. — Мне хотелось бы поговорить с вами. Вы его мать?

У женщины стали испуганные глаза. Рука её даже дрогнула, когда она услышала, что разговор будет о Вове. Видно, много плохого пришлось ей видеть от пасынка, видно, каждую минуту она ждала, что узнает что-то ещё более плохое, совсем уже страшное.

— Я его мачеха, — сказала она. — Входите, — и пошла вперёд.

Квартира была маленькая, но отдельная, состоявшая из двух смежных комнат. В первой из комнат, куда вошла Катя следом за Вовиной мачехой, стоял посередине стол, по стенам два дивана. За столом сидели семилетний мальчик и восьмилетняя девочка. Худощавый мужчина лет сорока, в клетчатой рубашке, с мокрыми волосами — видно, он мылся, придя с работы, — поднялся навстречу Кате, протянул ей руку и сказал: «Быков».

Да, небогатая это была комната, и мебель была дешёвая и старомодная, такую выпускали лет пятнадцать назад, и купили её, видно, по случаю, но ничего мрачного в комнате не было. На подоконнике стояли горшки с цветами и небольшой аквариум, в котором росли удивительные растения и яркие рыбки проплывали сквозь арки из ракушек.

Нет, не так представляла себе Катя Кукушкина жилище, в котором живёт Вова.

Катя объяснила, кто она, и спросила имена, отчества у отца и мачехи. Оказалось, что отца зовут Иван Петрович, а мачеху Мария Петровна.

— Вот вам и легче будет запомнить отчества, — усмехнулся отец. — Одинаковые. Не спутаете.

Он шутил, но глаза у него тоже были испуганные, как у мачехи. Видно, и он боялся узнать о сыне что-то ужасное. Много раз узнавал он плохие новости, понимал, что дела с сыном идут хуже и хуже, не знал, что делать, и всё время ждал новостей совсем страшных.

— Я не жаловаться на Вову пришла, — сказала Катя, — ничего страшного не случилось, а то плохое, что знаю я, знаете, наверное, и вы. Я хочу просто посоветоваться. Что делать? Ведь пропадает парень.

— Плохо, плохо, — сказал Иван Петрович.

А Мария Петровна смотрела на Катю и ждала продолжения, и только руки у неё нервно двигались и всё скручивали в трубочку, раскручивали и скручивали снова какой-то листок, вырванный из тетрадки, листок, случайно лежавший на столе.

— Не пойму я, — сказал, помолчав, Иван Петрович, — ведь парень соображает. Я овдовел, ему восьми лет не было. Да она потеряла мужа и осталась с двумя. Этой-то ещё три было, да этому два. Куда же ей? Мы сошлись, думали, лучше будет и ей и мне, всё-таки вместе детей вырастим. А тут и квартиру дали приличную, сами видите, жить можно. И если бы сказать, что Маша его обижала — так нет, не было этого. Ну конечно, с тремя детьми замотаешься, всё в спешке да в спешке. Скажет иной раз что-нибудь, может, и не так. Так она и своим иной раз не то что скажет, а и по затылку стукнет. Тоже ведь женщину понять нужно. А Вова сразу как-то сердиться стал. Если бы на Машу только. Ну, она старше его, умнее. Она и смолчит иной раз, внимания не обратит. А то ведь он на детей. Очень сильно он их обижал. Они его до сих пор боятся. Вот скажи ты, Люба, и ты, Витя, боитесь, ведь правда?