Николай Печерский - Кеша и хитрый бог

Верней всего взобраться на сосну. Может, блеснет, на счастье, сквозь деревья серебряной искринкой Байкал. Может, покажется где голубая ниточка избяного дыма. Чего он мечется по тайге как сумасшедший!

Кеше сегодня положительно не везло. Не успел он взяться рукой за сук, в вышине раздался какой-то страшный, посвистывающий, как ветер сарма, шум и гул. Над маковками деревьев сверкнуло огненно-красное пламя. Что-то охнуло, гикнуло и понеслось вниз, прямо на Кешу.

«Пропал!» — с ужасом подумал Кеша.

Нет ничего хуже страха, которому не можешь найти объяснения. Закрыв глаза и втянув голову в плечи, Кеша стоял возле сосны. Теперь уже все равно, кто там шумит на верхотуре и мечет красные молнии — бог, черт, свинья. Главное то, что он попался и теперь не выпутается из этой истории.

Кеша не знал, сколько прошло времени, много или мало. Он истомился от ожидания, сто раз умирал от страха и снова оживал.

«Ну, скоро там уже? Ну!»

А тот, наверху, тянул, хотел подольше покуражиться над несчастным Кешей.

«Попался, Кешка! Погоди, брат, сейчас я возьму тебя за бока!»

Кеша дрожал от страха. Кожа на голове похолодела, в ушах стоял долгий нудный звон и писк. Кеша не выдержал этих испытаний и тихонько открыл глаза. На сосне ничего не было — ни бога, ни черта, ни свиньи, — а только прыгали и пищали среди ветвей озорные огненно-красные клесты. «Цок-цек, цок-цик-цэк!» — неслось по тайге.

Кеша выругал клестов, поднял с земли шишку, размахнулся и запустил вверх.

— Кы-ш-ш, окаянные!

Клестов Кеша видел уже не один раз. Но с богом и чертом Кеша клестов еще не путал, потому что раньше был совсем неверующий.

Прошлой зимой Кеша взял одну клестиху прямо из гнезда. Клесты высиживают птенцов зимой. Корма для малышей в эту пору хоть отбавляй. Тюкнул клювом по сосновой шишке, вытащил легкое спелое семечко — и лети домой. «Ешьте, пожалуйста, и будьте здоровы, птицыны дети!»

Клестиха, которую увидел Кеша, сидела на яйцах и боялась слететь с гнезда. Хлопотливый муженек ее, как видно, куда-то улетел и попал в беду. Клестиха сидела на яйцах и тоскливо поглядывала вокруг. Она даже не сопротивлялась, когда Кеша взобрался на сосну. Только расправила пошире свои крылья и опустила вниз маленькую головку с крепким крючковатым клювом.

Клестиха вывела детенышей в избе, а весной, когда подтаяли и поползли с гор рыхлые снега, улетела в тайгу.

Может быть, клестиха проведала, что Кеша заблудился, и привела с собой в тайгу эту шумную красноперую братию.

«Держись, друг Кешка! Выше нос!»

Не знала же она, что Кеша испугается самых обыкновенных лесных клестов.

Так все это было или не так, но тайга вдруг показалась Кеше уже не такой страшной и сумрачной.

Кеша подумал, что ради такой науки стоило заблудиться и немножко побродить по тайге. В самом деле, испугался каких-то крохотных красноперых клестов! Кеша подошел к сосне, поплевал на ладони и решительно полез вверх.

А потом было уже совсем здорово. Кеша взобрался на сосну и увидел Байкал. Справа, петляя меж деревьев, бежал к воде овраг, слева темнела Чаячья гора, а за нею, скрытый наполовину старым ветвистым кедром, виднелся причал.

Кеша понял, что кружил он где-то совсем недалеко от поселка. И если бы он не горячился и спустился чуть-чуть пониже в овраг, он бы наверняка нашел там и куст смородины, и охотничью тропку.

Вот же чудак!

Но главное, пожалуй, было не в этом. Кеша заслонился ладонью от солнца и тут же увидел возле береговых камней Тоню. Она сидела на полянке спиной к Кеше и смотрела на Байкал. Если б у Кеши был в руках плоский голыш и если б хорошенько размахнуться, можно вполне добросить до самой воды.

— Тоня-а! — закричал Кеша. — Тоня-а-а!

Но Тоня сидела не шелохнувшись.

Кеша и радовался, что Тоня нашлась сама, и сердился на нее. Ведь слышит же!

Кеше не хотелось спускаться на землю. Но что поделаешь — не допрыгнешь же вот так по воздуху до Байкала.

Прижимая коленками ствол, Кеша слез на землю, прикинул еще раз для верности, где овраг, а где Чаячья гора, и снова тронулся в путь.

Вскоре с левой руки засинел Байкал. Вдоль берега — косая гряда звонких, ускользающих из-под ног голышей, ромашки с легкими фиолетовыми лепестками, курчавый разлив жестких седых чебрецов.

Тоня была на прежнем месте. Казалось, она не слышала ни Кешиных шагов, ни его крика. Только вздрогнули чуть-чуть ее плечи, только поправила краешек платья на острой худой коленке.