Евгений Туинов - Из-за девчонки (сборник)

«Тоже мне Господь Бог! – бесился я в одиночестве. – Предсказатель! Самому-то тебе сколько осталось, старый комод!..»

«Целый лист назначений! – сходил я с ума, проглядывая историю болезни. – А диагноз так и не выяснен!..»

– Санечка, а я не верила, что на свете есть любовь… – шепчет Любочка, положив голову мне на плечо.

– Как же нет, – бормочу я, целуя ее глаза, – когда тебя и зовут Любовь… Можно я потрогаю твои волосы? Они у тебя такие… сказочные…

В это время в коридоре раздаются торопливые шаги.

– Есть тут кто? – слышу я голос шефа, который дежурит с нами этой ночью.

– Есть, – рванулся я к двери.

Но он уже успел включить свет.

– Что здесь делает больная? – Он хмуро смотрит на Любочку. – Ладно, об этом потом. В первой палате плохо больному Голикову, со стенокардией. Сделайте эуфиллин и дайте кислород.

«Кислород-то зачем?» – думаю я. Набираю в шприц эуфиллин и бегу в первую палату.

– Сейчас вам станет лучше, – говорю я, вынув иглу из вены.

– Я знаю, – улыбается он, тяжело дыша. – Не в первый раз… Укольчики-то где учился ставить?

– У меня просто рука легкая, – улыбаюсь я. – Сейчас кислород принесу.

– Бог с ним, с кислородом, не надо. Уже прошло. Теперь буду спать, как Илья Муромец…

– Я минут через десять зайду, посмотрю, – говорю я. – Спокойной ночи.

Я прошел по палатам – все было тихо. Вернулся в первую – Голиков действительно спал. Хороший мужик. Сердечники вообще редко бывают занудами.

Любочка по-прежнему сидела на кушетке и рассматривала тетрадь назначений.

– Саша, мне укол вычеркнут, а Евдокия Петровна утром делала… Почему?

– Потому что тебе его отменили уже после обеда, – на ходу придумываю я.

Шею бы сломать этой Евдокии! Ведь еще вчера отменили!

Я хотел отослать Любу спать, но вместо этого снова уселся рядом с ней, и теперь мы целовались уже при свете, пока на лестнице не послышались шаги Марьи Ивановны, возвращающейся из приемного покоя.

– До утра, – сказал я.

– Что это она тут делала? – поинтересовалась Марья Ивановна, выключая стерилизатор.

– Снотворного просила – уснуть не может, – соврал я.

Утром, на пятиминутке, шеф был злой как дьявол. Сначала он дал нагоняй санитарке, за то что она спала ночью в коридоре на раскладушке да еще и храпела. Потом отругал Марью Ивановну, за то что она слишком долго сдает сводки в приемный покой. И наконец добрался до меня.

– Так! – сказал он. – Ну а теперь о нашем юном донжуане! – Он вперился в меня своими зенками. – Я здесь не позволю заводить шашни с больными! Сегодня Таня, завтра Маня, а послезавтра меня снимут с работы!

– А вы очень боитесь потерять пост заведующего? – зло спросил я.

Уж что-что, а дерзить всем этим взрослым я еще в младших классах умел.

– У нее больное сердце! Ей ночью спать надо! – взревел шеф.

– Да?! – заорал я на него. – А кроме того, что сердце у нее больное, вы еще что-нибудь знаете? Как вам вообще это удалось установить? По справочнику для фельдшеров, который валяется у вас на столе?

Я их всех ненавидел! И их, и эту их медицину!

– Вон! – взбешенно сказал он. – Наглец! Не видать вам зачета по практике как своих ушей!

Но я еще не все сказал.

– Да плевать мне на ваш зачет! – крикнул я. – Какого черта вы пичкаете ее таблетками, если даже не можете установить точного диагноза!

– Выведите его! – приказал шеф.

Меня вывели.

– Хорошо, что она выбрасывает эти наши таблетки за окошко! А то бы давно отравилась! – крикнул я уже из коридора. – Коновалы проклятые!

Господи! Конечно, я понимал, что никто-никто – ни лечащий врач, ни шеф, ни профессор Петрушевский – ни в чем не виноват. Но я все равно их ненавидел! Эта высокомерная уверенность и мудрая смиренность взрослых лиц была ненавистна мне еще с тех пор, как умерла моя мама… И все они смотрели тогда так же – уверенно и смиренно… Но об этом я вообще не хочу говорить. Всё! Всё!

В тот же день ко мне прибежал Боря.

– Ты с ума сошел! – зловеще произнес он с порога. – Ты что натворил?! Зачем ты с шефом поругался?

– Пусть не лезет не в свое дело! Тоже еще – общественный обвинитель нашелся!

– Он классный мужик! – сердито закричал на меня Боря. – И хороший врач! И в газете про него статья была! С фотографией! А ты кто? Ты кретин!

– Плевать!

– Тебя же вытурят, ты что, не понимаешь?

– Плевать! – повторил я.

– Саня, ёж-колобок! Ты сдвинулся? Ты же жизнь себе ломаешь!

– Плевать!

Боря подскочил ко мне, схватил за воротник.