Оскар Ремез - Четверка в четверти

За ночь сильно подморозило.

Уже два часа слонялся Пенкин по улице. У него замерзли сперва уши, следом за ними нос, потом ноги, а потом и руки в карманах.

Пенкин зашел в первый попавшийся подъезд согреться. Какая-то женщина с хозяйственной сумкой спускалась вниз. Проходя мимо, она внимательно взглянула на Пенкина. Пенкин подвинулся поближе к батарее. Не прошло и трех минут, как женщина с сумкой вернулась и прямо-таки уставилась на Пенкина. Пенкин отвернулся и стал разглядывать, что происходит во дворе. Во дворе, как назло, ничего не происходило, и ему пришлось довольствоваться дворовым пейзажем.

Женщина сперва потопталась у входной двери, а потом начала решительно подниматься по лестнице. Дойдя до второго этажа, она отомкнула дверь квартиры и быстро ее захлопнула, позвякав ключами.

Дальше оставаться в подъезде было совсем неинтересно. Пенкин распахнул дверь и вышел на улицу.

Он немножко согрелся, хотя, наверное, и недостаточно, потому что уши замерзли сразу, немного погодя к ушам присоединился нос, и все началось сначала.

Пришлось прибавить шагу.

Пенкин и не заметил, как очутился у кинотеатра «Призыв».

Сеанс начинался в одиннадцать сорок пять.

В конце концов собрать три рубля семьдесят семь копеек или три рубля восемьдесят семь копеек было одинаково трудно.

Смысл был не в том, чтобы смотреть картину, а в том, чтобы согреться, тем более что фильм «Жажда», который демонстрировался в кинотеатре «Призыв», Пенкин почему-то в свое время пропустил.

Он собрался было протянуть в окошко кассы десять копеек, но тут ему неожиданно подвезло.

К кинотеатру приближался школьный культпоход.

Раскрасневшиеся от мороза и удовольствия ребята выстроились у входа. Присоединиться к культпоходу, когда культпоход проходит мимо контроля, — самое плевое дело.

Пенкин выждал, пока учительница всех пересчитала, пока протянула контролерше билеты, а потом смешался с ребятами, как будто весь век с ними учился.

— Ты куда, мальчик? — спросила его какая-то вредная девчонка с косичками.

— А тебе что, жалко, Салазкина? — оборвал ее добродушный рыжий парнишка и дернул разок за косички.

Пенкин благополучно миновал контролершу и быстрым ходом проследовал в зал. Там было много пустых мест. Пенкин выбрал получше в восьмом ряду и уселся рядом с парнем в ушанке, надетой задом наперед.

Культпоход сидел вместе, а остальные ребята кто где. Почти у всех одиночных ребят на коленях лежали портфели.

«Наверно, во вторую смену учатся», — подумал Пенкин и стал смотреть киножурнал.

В журнале колхозники убирали хлеб, ребята отдыхали в пионерлагере, туристы ходили в поход, курортники купались в море, на улицах шелестели деревья. В журнале вовсю светило солнце, и Пенкину было приятно думать, что бывает на свете лето.

После журнала зажгли свет, и в зал вошло еще человек двадцать одиночных девчонок и мальчишек. Сосед Пенкина скосил глаза на пенкинский портфель и спросил небрежно:

— Сколько мотаешь?

— Чего? — не понял Пенкин.

— Мотаешь, спрашиваю, который день?

— А… Первый, — пробормотал Пенкин.

Парень презрительно покосился на Пенкина, присвистнул и сплюнул куда-то вбок.

Картину он знал наизусть. Объяснял Пенкину, что будет дальше, и успокаивал его в самых тревожных местах. От него и узнал Пенкин, что морской отряд превратится в сухопутный и отправится выполнять ответственное задание. Что город, хотя и ненадолго, получит желанную воду. Что переодетый в немецкий мундир артист Тихонов встретит девушку, которую случайно встретил в начале фильма. Так и случилось, точь-в-точь.

После фильма Пенкин с соседом пошли к выходу вместе. У дальней портьеры сосед остановился и спросил Пенкина:

— Нырнем?

— Чего? — снова не понял Пенкин.

— Останешься на второй?

— Нет, я пойду.

— Ну и я пойду. А то надоело. Девятый раз одно и то же.

И одиночные ребята и культпоход у входа обменивались впечатлениями.

— А они остались в живых? — спрашивала зловредная Салазкина.

— Да, — авторитетно разъяснял ей посторонний малыш с ранцем за плечами. — Ведь это все снималось на фронте.

— На каком фронте? — не унималась Салазкина. — Это же артисты!

— «Артисты»… Там же было написано — 1941 год.

— А когда была война? — заинтересовалась другая девочка, помладше.

— Эх, ты, в сорок первом и была!

— Ну и что? Все равно это артисты, — вмешался крикливый мальчуган.

— Помолчи, — сказал пенкинский сосед. — Правильно, это — артисты. — И в качестве поощрения за сообразительность наградил мальчугана хорошим подзатыльником.