— Что ты, деда? — теребил его Юрочка. — Что там пишут?
— Там пишут… там пишут… Какую-то ерунду пишут! — позабыв про педагогику, встал со скамейки Иван Петрович. — Машенька! — позвал он жену. — Машенька! Смотри, что пишут в газете!
Ивану Петровичу теперь было не до прогулки. Главное, чего он не мог понять, — действительно ли исправился Пенкин и стал замечательно учиться, действительно ли Нине Григорьевне удалось так резко изменить положение в шестом «В»? Сомнений как будто не могло быть — обо всем об этом было написано не где-нибудь, а в газете. С другой стороны, Иван Петрович хорошо помнил, что еще две недели назад вопрос о Пенкине стоял весьма остро. К директору приходила из класса девочка (Иван Петрович забыл ее фамилию) и требовала исключения Пенкина из школы. Не далее, как десять дней назад Иван Петрович говорил о Пенкине с Ниной Григорьевной. Правда, Нина Григорьевна обещала принять самые решительные меры, клялась, что Пенкин исправится, уверяла, что он — хороший мальчик и вся беда в том, что еще не удалось подобрать к нему ключа…
Ну, конечно, за десять дней могло все измениться. Ну, а стены, стены класса. Когда успели их перекрасить? Да еще без ведома директора!
Странно было и то, что директор решительно ничего не знал о готовящейся статье! О шестидесятой школе писали в газетах не часто. На памяти Ивана Петровича было две статьи. Одна отмечала успехи школьных юннатов, другая резко критиковала уроки физкультуры. И оба раза факты корреспонденций тщательно проверялись, Иван Петрович знал об этом, а теперь… Нет, что-то тут было не так!
— Ну, зачем волноваться, — убеждала его по дороге домой жена. — Я понимаю — ругали бы школу. Но ведь вас хвалят!..
— Странная история, — не успокаивался Иван Петрович, — очень странная…
Приехав домой, он позвонил Нине Григорьевне. Нина Григорьевна еще ничего не знала о статье. Потом она выпросила газету у соседей, позвонила Ивану Петровичу, и они договорились встретиться рано утром в школе…
— Положение дикое, — говорил Иван Петрович, расхаживая из угла в угол по кабинету, — я понимаю, опровергать плохое… Но тут придется отрицать хорошее!
— Не могу понять, как это могло произойти! — разводила руками Нина Григорьевна.
— Но и газета хороша! Значит, к вам не обращались?
— Тут произошло какое-то недоразумение. Корреспондент заглянул на заседание совета дружины. И спросил, можно ли публиковать материал о Пенкине. Ему ответили, что это возможно. Но какой именно материал, мы не знали. И откуда он его взял?
— История… Я уж подумал: может быть, действительно все изменилось…
— Если бы! — вздохнула Нина Григорьевна.
— Значит, так, — Иван Петрович остановился у стола, на котором в банке из-под компота стоял букет желтых листьев, — придется писать опровержение. Набросайте, пожалуйста, черновичок, Нина Григорьевна. Завтра посмотрим, отредактируем, подпишем и отошлем в газету.
— Хорошо, Иван Петрович. А что сказать классу?
— Проведите обсуждение, что ли… Пусть Пенкин выступит, объяснит…
— Пенкина нет. Не пришел.
— Да-а…
Прозвенел звонок. Начиналась перемена.
— Вы сейчас у своих? — спросил Иван Петрович.
— Нет, у них — физика.
— Как только явится Пенкин — проведите собрание. И — не забудьте — письмо в газету!
На переменке перед физикой шестой «В», наконец, объединился. Кто-то достал клочок газеты, и он заменил Петю-Пряника. Клочок ходил из рук в руки, возбуждая новые толки. Только звено Кудрявцевой не принимало участия в разговорах. Звено загадочно молчало. И, кажется, к чему-то готовилось. Молчал Корягин. Не хихикал Ильин. Не вздыхала Шамрочка. Не хрипел Зайцев.
Зазвенел звонок.
Начиналась физика.
Глава вторая. Физика вслепую
— Сегодня девятое декабря, тема нашего урока, закройте книги, откройте тетради, кто там еще не сел на последней парте, — «Единица веса».
Сказав это все, как всегда, без единой передышки, Юлия Львовна швырнула на стол свой портфель, вытащила из него какие-то листочки, какую-то тетрадку, целлулоидовый футляр с очками и две авторучки. Из портфеля выполз еще спичечный коробок, но Юлия Львовна запрятала его обратно.
Разбросав свои вещи по столу, Юлия Львовна начала урок.
— Кто еще не записал — повторяю, кто шумит — прекратите, грамм это вес одного кубического сантиметра чистой, в скобках, дистиллированной, кто сегодня дежурный, воды.
— Я — дежурный.
— Кто это ты?
— Прудков.
Читать дальше