Алексей Мусатов - Дом на горе

Сергей задумчиво посмотрел на Костю:

– Что ж тебе сказать, братец? Шагай! Рад за тебя. Сейчас комсомол… потом партия… Вся жизнь у тебя впереди. И живи ты честно, открыто, смело… Я вот сколько лет в комсомоле состоял и горжусь этим. И будь я в твоих годах, опять бы в комсомол записался. Минуты не раздумывал бы. Был бы наш отец жив, и он бы порадовался. Ведь отец как говорил; «Жизнь, она как река большая. Один на сухом месте отсиживается, в кусточках; другой у бережка барахтается, в осоке да в типе, боится, как бы не унесло, а третий на самую стремнину выгребает…»

– Правильные слова… Я их ребятам часто напоминаю! – подхватил слова Сергея учитель. – Сам-то Григорий Васильевич всегда на стремнину выходил, на главное течение. И вам так жить завещал… Я с ним на фронте встретился, в одном взводе служил. Довелось как-то нашей роте одну сопку атаковать перед Днепром. Трудная сопка! Восемь раз мы в атаку бросались, восемь раз откатывались. А на девятый вырвался вперед наш сержант-коммунист, ваш отец, Григорий Ручьев. В руке – красный флаг. «Ура, кричит, за Родину, вперед!» Добежал до вершины и упал. А красный флаг не выпустил – горит он, полощется… Тут мы и ринулись в штыковую, выбили немца из траншеи… Потом похоронили вашего отца на этой же земле, где он погиб, а сопку так и назвали: «Сопка Ручьева».

Учитель умолк.

Костя давно отодвинул чашку с чаем и не мигая смотрел на учителя.

– Федор Семенович, – тихо спросила Варя, – а сейчас эта сопка как называется?

– Сказать трудно, но думаю, что именем Ручьева. У нас таких людей долго помнят.

…Посидев с часок у Ручьевых, Федор Семенович поднялся и стал прощаться: спешил в Почаево с докладом. Все поднялись и вышли его проводить.

На улице стояла кромешная тьма. Ветер налетал резкими порывами, то и дело менял свое направление и обдавал прохожих дождем не сверху, а откуда-то сбоку или снизу. Тревожно скрипели стволы деревьев; голые ветви то замирали в молчании, то с яростью хотели размести нависшую над землей дождевую хмарь. Но раздавался слабый треск, падало несколько обломившихся веток, и деревья замирали до нового порыва ветра.

– Наделает ветер беды! – сказал учитель, обращаясь к Сергею. – Надо бы людей в сад послать, подпорки под яблони поставить.

– Это верно, – согласился Сергей.

Учитель поднял капюшон дождевика, покрыл полой «летучую мышь» и скрылся в темноте.

– Сережа, а ты помнишь свое сочинение про дождевик и фонарь? – спросила Марина.

– Какое сочинение? – заинтересовался Костя.

– Это еще в пятом классе было. Нам тогда тему дали: «Осень». Сергей и написал. Я, кажется, до сих пор помню. «Появились первые признаки осени: поля опустели, деревья сбросили листья, журавли улетели на юг, Федор Семенович стал появляться по вечерам в дождевике и с „летучей мышью“ в руках. Дождь льет как из ведра, везде грязь по колени, а Федор Семенович каждый вечер бывает в колхозе и никогда не опаздывает на собрания…» Так вместо осени и накатал твой братец две страницы про учителя… – со смехом закончила Марина.

– Будет тебе! – остановил ее Сергей. – Все и забыли давно… Пойдем-ка сад проверим.

Марина и Сергей ушли.

Костя потянул Варю обратно в избу: хотелось еще поговорить о завтрашнем дне.

– Нет-нет, – заспешила девочка, – мне домой нужно.

Костя обиделся:

– Можно подумать, что тебе у нас тоска смертная.

Варя принялась уверять, что это неправда, и даже согласилась вернуться в дом. Но разговор явно не клеился.

Ветер на улице крепчал, в рамах звенели стекла. Костя начал было рассказывать о недавно прочитанной научно-фантастической повести про путешествие в глубь Земли. Варя отвечала вяло, зато в разговор рьяно ввязался Колька и всецело взял автора повести под свою защиту.

Но тут Костя заметил, что Варя подошла к двери.

– Я все:таки пойду… Уже поздно.

– Погоди, я сейчас фонарь зажгу, провожу тебя… Костя побежал в чулан за фонарем. Но Варя не стала дожидаться и поспешно вышла на улицу.

На сердце было тяжело. Ведь завтра решающий день – ребята станут комсомольцами. А вместе с ними и Витя Кораблев. Он будет ходить веселый, оживленный, все будут поздравлять его, и только одна Варя не сможет пожать мальчику руку и порадоваться вместе со всеми. А потом соберется общее комсомольское собрание.

Варя вдруг представила себя сидящей на этом собрании. Как же она должна себя вести? Голосовать за Витю, как и все остальные?.. Но поступить так – значит признать, что он достоин доверия товарищей. А ведь что неправда! Варя не может признать этого, не может… Выходит, что нельзя ей больше молчать!