Алексей Мусатов - Дом на горе

– Ах, вот как? – бросил Костя. – Один ты у нас великий математик!

– Великий не великий, а на тройках не катаюсь. Да и вам от меня перепадает…

– Задаешься, Кораблев?

– И не думаю. Сами же ко мне с задачками бегаете. Я не навязываюсь.

Костя скрипнул зубами и подошел вплотную к Вите:

– Больше я у тебя по математике слова не спрошу. Баста! И ребятам закажу…

– Ничего… туго будет – прибежите, – улыбнулся Витя.

…Галине Никитичне казалось, что вот улягутся летние впечатления и ребята привыкнут друг к другу, сблизятся.

Но время шло, а класс бурлил, как в первые дни.

Учительнице все чаще приходилось выслушивать жалобы преподавателей: то восьмиклассники завели на уроке спор на постороннюю тему, то затеяли перестрелку горохом, то устроили «психическую атаку самоходных парт» на учительницу немецкого языка.

Галина Никитична задерживала ребят после урока и проводила собрание.

Но выявить виновников было почти невозможно. Класс или упрямо молчал, или говорил, что виноваты все тридцать человек.

Чаще же всего ответственность за проделки ребят принимал на себя староста класса, добродушный увалень Сема Ушков, про которого школьники говорили, что с ним не пропадешь.

– Моя вина. недосмотрел, – с простодушной улыбкой признавался он учительнице. – Погодите чуток…уж я их приберу к рукам!

Но проходил день, другой, и все повторялось снова.

Однажды на уроке химии кто-то из восьмиклассников натер чесноком столы. Сколько ни допытывалась Мария Антоновна, кто это сделал, класс продолжал молчать. И только Сема Ушков с серьезным видом принялся доказывать, что, как видно, по недосмотру произошла химическая реакция и выделился чесночный запах.

Надо сказать, что школьники недолюбливали Марию Антоновну и самые озорные шутки обычно проделывали на ее уроках. Объяснялось это, пожалуй, тем, что преподавательница химии была сухим, замкнутым человеком, в колхозе жила отчужденно, в дела школьников не вникала и по поводу каждой ребячьей проделки писала записки родителям или жаловалась Федору Семеновичу.

Вот и сейчас возмущенная Мария Антоновна заявила, что она немедля обо всем доложит директору школы, и вышла из класса.

– Жаловаться побежала! – засмеялся Сема Ушков. – Не робей, ребята, как-нибудь отговоримся.

– А все равно чеснок в ход пускать – это уж свинство! – сердито сказал Митя Епифанцев. – Сознавайся; кто это сделал?

В классе разгорелся спор: искать виновника или отвечать всем вместе? Не успели ребята ни до чего договориться, как в дверях показалась учительница химии, а с нею Галина Никитична.

– Вот, полюбуйтесь на своих! Это какой-то заговор молчания! Круговая порука!..

Мария Антоновна дрожащими руками собрала книги и шагнула к двери.

– Мои уроки здесь не нужны. Пока виновник не будет наказан, я не вернусь к вам, – сказала она и вышла из класса.

Галина Никитична медленно открыла форточку. Свежий воздух обдал ее разгоряченное лицо.

Класс выжидательно молчал.

А Галина Никитична, стараясь скрыть свое волнение, все еще стояла у форточки. Что было делать? Вновь разразиться упреками, требовать назвать виновника? Все это уже было испробовано и не помогло. Но и молчать больше было нельзя. Она обернулась к ученикам.

– Один из вас совершил недостойный поступок, – тихо сказала она, – а остальные двадцать девять человек сидят и думают:» «Мы ни в чем не виноваты, наша хата с краю». Нет, вы виноваты так же, как и тот, тридцатый. Так же, как и он, вы не любите ни свой класс, ни учителей, И мне нечего вам больше сказать… Я вам так же не нужна, как и Мария Антоновна. Прощайте!

И не успели ребята опомниться, как учительница исчезла за дверью.

Коридор был пуст. Галина Никитична почти бегом скрылась в «живом уголке» и заперлась на ключ. Слезы брызнули у нее из глаз.

А она-то вообразила, что может работать, как настоящий педагог, сумеет воспитывать детей! Федор Семенович просто-напросто в ней ошибся и теперь, конечно, раскаивается, что пригласил ее преподавать в свою школу…

Домой Галина Никитична вернулась в сумерки. Витя пришел из школы раньше сестры и успел обо всем рассказать отцу.

– Что, дочка, тяжеленька почва досталась, камениста? – спросил Никита Кузьмич. – Ждешь цветов, а лезет чертополох…

– Такой уж у нас класс… – пожаловался Витя. – Собрались с бору, с сосенки… На наших ребят какого-нибудь майора в отставке напустить… чтобы голос да нервы железные! Тогда, может, и послушаются. – И брат снисходительно окинул взглядом тоненькую фигурку сестры.