Юлия Кузнецова - Выдуманный Жучок

Мы с Анькой подскочили на банкетке, журналы, клубки ниток и жучки полетели с наших колен на пол.

— Ты! Ты! — захлёбывается Тося, тыча пальцем в грудь Мадины.

Мадина — полная красивая чеченка с косой, младше мамы. Она прижимает к груди пятимесячного Малика и с ужасом смотрит на Тосю.

— У вас же нельзя воровать! По закону этому вашему! Мусульманскому!

Наша Тося, рыженькая, сгорбленная, похожая на старенькую белку, никогда не повышает голоса. Что же могло её так довести?

— Я больше всего вранье не люблю! — кричит Тося. — Ты уж либо верь в твоего Аллаха и твой закон, который за воровство руки отрубает, либо воруй!

Малик улыбается Тосе, думая, что она с ним играет, но Мадина бледнеет.

— Не буду, — с акцентом шепчет она, — не буду… не говори… муж убьёт.

Из Тоси сразу будто пар вышел.

— Ладно, — машет она рукой, — не буду. Мужья у вас — ненормальные, знаем, газетки-то почитываем. Тебя наши дурынды научили пелёнки красть? Но мозги-то свои должны быть! У тебя же четверо детей!

Мадина кивает, по её лицу текут слёзы.

— Мужу не говори, — повторяет она и торопливо отходит в сторону. Опустив голову, пробегает мимо наших с Анькой мам на банкетке — ей стыдно перед соседками.

Она не знает, что никто не осуждает её за воровство пелёнки. Это же популярная больничная примета — украдёшь пелёнку, никогда сюда не вернёшься. Но как же пребывание в больнице подточило мусульманку Мадину, чтобы…

Мадина добирается до нашей банкетки и усаживается рядом — с детьми ей не так стыдно. Аня протягивает Малику красный клубок ниток, он вскрикивает от восторга.

— Не волнуйтесь, Мадина, — говорю ей я, — вам инфекцию пролечили, шунт сменили. Скоро отпустят домой без всяких пелёнок.

Мадина смотрит в пол.

— Дома каждый день, — тихо говорит она, — я пеку мужу чепалгаш. Кто ему готовит без меня?

— Чепалгаш? — переспрашивает Аня. — Пирожки? Нет, это такие лепешки с творогом?

Мадина кивает.

— Из-за лепешек? — повторяю я. — Весь сыр-бор из-за каких-то лепешек?

— И так в прошлый раз перед мужем стыдно было, — шепчет Мадина, — шунтированного ребёнка домой везу. Ревела всю дорогу.

У меня щиплет внутри, там, где горло. Ведь звучит это как «бракованного ребёнка». Между прочим, я тоже шунтированная! Бедный Малик…

— А теперь вернулись с инфекцией… и всё никак не уедем. Кто печёт мужу чепалгаш и выбивает ковры в моём доме?

Мадина как будто во сне. Вдруг она выпрямляется и смотрит на Аню.

— За что рассердился на меня Аллах? — спрашивает она.

— Я не знаю, подходит ли это вашему Аллаху, — неуверенно произносит Аня, — но вот моя бабушка считает, «нужно говорить Богу спасибо за то, что есть».

— Например, за шунт, — вставляю я сердито, — между прочим, ещё двадцать лет назад таких операций вообще не делали, и ваш Малик мог бы…

Мадина качает головой и уходит, шаркая. В каждом её шаге так и слышится «чепалгаш-чепалгаш», «ковры-ковры», а за ней, оставляя противный мокрый след, бежит чёрный жучок с вытянутым хоботком.

— Ты слышала? — я почти кричу. — Их папочка хочет лепёшечек и чистеньких ковриков. А Малик пусть от шунт-инфекции умрёт.

Аня молчит.

— Мадинка — балда, — говорю я, — у меня тоже шунт. И я радуюсь, между прочим. Хотя у меня тоже дома дела. Кто без меня кормит морскую свинку и поливает кактус? Кто проверяет у сестрёнки английский? Вдруг она найдёт себе новую старшую сестру?

Не улыбнувшись, Аня собирает свои клубки, осторожно кладёт в карман халата Жучка и идёт к себе в палату.

— Что с ней? — спрашиваю я Жучка.

— Может, их папа тоже…

— Я тебе голову сейчас откручу вместе с усиками. У Аньки классный папа.

— Но, может быть, ему тяже…

— Нет. Нет-нет-нет!

Тут же вспоминаю ночной разговор мамы и папы. И от этого мне ещё больше хочется крикнуть:

— Нет! Нет! Нет!

МЫ терпим, а не папы. МЫ герои, а не они! По ним не ползают Жучки Отчаяния! Им не колют уколы! Им не делают наркоз! Сиди и жди, пока выпишут жену с ребёнком, что в этом тяжёлого?!

Сердитая, догоняю Аньку в её палате. В дверях сталкиваюсь с мамой Васи. Их отсоединили от капельницы и разрешили выйти в коридор. Мама несёт двухлетнего Васю на руках. Глаза у него закрыты.

— Идём гулять, идём гулять, — приговаривает Васина мама тихонько.

Вася в одних носках, ходить он не собирается, потому что всё время спит. «Гулять» — значит, мама будет носить его туда-сюда по коридору вдоль сестринских постов и разговаривать так, будто он не спит.