Зинаида Канониди - Как море подарило нам брата

Мы с Микой спустились вниз и сели на предпоследнюю ступеньку. Нет, этот мамин раненый был совсем не страшный, даже хороший. Это он заставил Фелю улыбнуться. В первый раз.

У дяди Гургена нога была в гипсе. Мама сама помогала, когда ему делали операцию и потом обмазывали ногу гипсом. Сперва гипс мягкий, как тесто, потом делается твёрдым. И с такой гипсовой ногой дядя Гурген ходил к нам в гости, а один раз даже пошёл на пляж.

Он, конечно, не купался, как мы. Он сидел и бросал камешки в воду. Он здорово бросал их! Камешки не тонули, а раза три-четыре выскакивали из воды.

И Феля так умел бросать, только у него выскакивал камешек не больше двух раз. А мои и Микины камни сразу тонули. Хотя мы тоже старались разыскать на берегу самые круглые и самые плоские, как блюдца. Но у нас ничего не выходило.

Солнце жарило нам спины, мы лежали на песке, а дядя Гурген разговаривал с Фелей. Разговаривал, как будто Феля был тоже взрослым и тоже солдатом. Как равный с равным. Он не жалел Фелю и не плакал над ним, как тётя Муся. Поэтому Феле было с ним интересно. И он рассказывал всякие истории, какие с ним случались.

И в тот день на пляже Феля рассказал о себе:

— Я, — сказал Феля, — хорошо плавал. И нырял здорово. Это я сейчас приослаб, а до войны — знаете, как далеко уплывал!

— Ты и сейчас молодцом! — похвалил его дядя Гурген, но Феля только головой покачал и рассказывал дальше:

— Мы жили на самом берегу, в Геленджике. Знаете? Там скалы такие, что у берега плавать нельзя. Кто не умеет плавать — тот и не может купаться. А меня отец научил. Посадил себе на спину и поплыл вглубь. А там скалы не мешают — они же на дне! Плыл, плыл и вдруг нырнул. Я с ним тоже. Потом перестал держаться за его шею, глотнул воды и давай руками и ногами молотить! Так вот и научился плавать… Ничего не помню, даже какое лицо у папы — не помню, а вот как плавали с ним — помню.

— Молодцом! — опять сказал дядя Гурген. — И ты не боялся?

Феля пожал плечами.

— Боялся, конечно, но не так, чтоб очень. Я же знал: отец нарочно нырнул и мне утонуть не даст… А потом мы с ним далеко плавали, до самых буйков и ещё дальше. Там и дельфины с нами купались.

— Дельфины? — удивился дядя Гурген, а мы с Микой подползли по песку ближе, чтоб лучше слышать.

— Ну да, дельфины. Не верите? Они весёлые и добрые. И напрасно их зовут «морскими свиньями», никакие они не свиньи!

— А мы с дельфиньим салом не стали мамалыгу есть, — сказала Мика.

— Ну и правильно! — кивнул Феля. — Дельфины — такой славный народ! Это ещё папа говорил, что дельфины — народ! Они умные. Я с одним подружился, так он меня до самого Сухуми провожал, когда нас на пароходе везли. И ночью всё вокруг парохода плавал. Не верите? А когда бомба в пароход попала и я вылетел за борт, дельфин мой — я его Кушкой звал — тут как тут! И бомб не испугался. Я плыть не мог — воды, наверное, наглотался и совсем оглох, а он, дельфин мой, меня снизу под живот, под грудь толкает. Так и дотолкал до самого берега… Не верите?

— А где он теперь, твой Кушка? — спросили мы с Микой.

— Да, может, здесь где-нибудь плавает, — сказал Феля и подошёл к самой кромке воды. Вода была августовская, тёплая, как молоко от нашей козы, когда её только что тётя Муся подоит. Плавать в такую погоду — одно удовольствие. Но дельфинов в этот вечер близко не было. Может, обратно в Фелин родной Геленджик уплыли.

Прошло лето, прошла короткая зима, и снова у нас на балконе цвела глициния, и Эсси ходил по сугробам опавших лепестков и разгребал их своими шпорами. В лепестках были жуки, и он их глотал. Эсси стал огромным золотисто-красным петухом с зелёными перьями на хвосте. Они свисали до самой земли и переливались на солнце.

— Какой красавец, — говорила тётя Муся, — жаль, что трус!

Эсси, правда, всех боялся: соседский петушок, маленький и щупленький, клевал ему гребень, сидя у Эсси на спине, соседские куры гонялись за ним, и потому он старался держаться поближе ко мне и Мике. Особенно он любил Мику: куда она — туда и Эсси на своих длинных ногах со шпорами. Рядом с Микой идёт гордо, как будто он и не трус вовсе!

Мика любила с ним бегать наперегонки, и бежали они с горы во весь дух. Но Эсси мог раскрыть крылья и полететь, а у Мики крыльев не было. Да и болеть она стала часто.