Семен Бабаевский: В труде и учебе

— Почему? — Вася нахмурился.

— Да как же так! Я Мите уже пообещал. А если ты его не возьмешь, то что он может подумать обо мне?

— Ничего и не подумает.

— Нет, подумает. Сам посуди: отец только что вернулся из армии, к тому же орденоносец, гвардеец, а слову своему не хозяин.

— Да разве ж Митрусь так подумает? — удивился Вася; посмотрел на спящего брата и тихонько засмеялся. — Он же еще несмышленый.

— Еще как подумает, — с горечью в голосе сказал отец. — Этого-то я и боюсь. Всю войну провоевал и авторитет нигде не терял, а тут, дома, и такой конфуз! Вот если ты свой авторитет перед отрядом уронишь…

— Ах ты, горе мне с этим Митрусем! — Вася огорченно посмотрел на отца. — Не могу ж я с ним всю дорогу нянчиться! Вы ж знаете, я главный в отряде…

— А зачем тебе нянчиться? — вмешалась мать. — Зинуша давно хочет взять его на свой воз. Вот и пусть она за ним смотрит.

Тут Вася уже ничего не мог сказать. Потоптавшись у порога, он открыл дверь и, выходя из хаты, тихо проговорил:

— Скажу Зинуше, пусть берет… на свою ответственность.

Зинуша разостлала одеяло, положила подушку и легла на воз, широко раскинув руки. Зерно под нею мягко вдавилось, и ей казалось, что лежит она не на возу, а в подвешенном рядне. Ночь была душная. В горячем воздухе кружилась мошкара, набивалась быкам в ноздри, и быки всхрапывали, как лошади.

— Андрейка, а Васькиным быкам подложил травы? — спрашивал Сережа.

Ему ответили:

— Они уже улеглись на покой.

Зинуша подняла голову, — Васины быки лежали, тяжело вздыхая. Зинуша вновь легла и стала смотреть на небо. Стояла такая тишина, что было слышно, как глухо шлепались о крышу жуки-носороги, как над двором пролетала сова и, хлопая крыльями по листьям, долго копошилась на дереве. «А Васи еще нет, — думала Зина. — Наверно, с Митенькой воюет».

Глаза ее, смотревшие на звезды, видели загоревшее до густой смуглоты лицо Васи, его разлатые, сросшиеся на переносье брови, постоянно взлохмаченный черный чуб, ставший от солнца темнорыжим… Зина закрыла глаза и вдруг вспомнила зиму, катанье на коньках по скользкой глади реки. Тогда Вася казался ей таким же, как и все другие мальчики. А вот летом он неожиданно вырос, стал серьезным, научился говорить со взрослыми. Ему доверили двенадцать пар быков. Правда, на сборе отряда вожатая сказала: «Пусть с вами ездит Корней Иванович» — и Вася согласился. И Зина тоже согласилась — пусть ездит. И хотя теперь постоянно на последней арбе чернеет кудлатая шапка деда Корнея, но все ребята знают, что главный ездовой в обозе не дед Корней, а Вася, и Зина этим гордилась. В обозе Васю уважали, ему подчинялись, и Зинуше он казался героем. Ей хотелось постоянно быть с ним рядом и видеть, как он то разговаривает с весовщиком, то, стоя на ярме, подает команду выезжать на дорогу. Но всегда, как назло, случалось так, что ее подвода оказывалась в хвосте, чуть впереди деда Корнея, а следом за Васей ехали либо Соня, либо Варя. Еще ей хотелось сделать Васе что-нибудь приятное. Однажды вечером она побежала в сад, нарвала абрикосов, яблок и в подоле платья принесла их Васе.

— А у меня такая оскомина, — сам не зная почему, ответил Вася, взял одно яблоко и подбросил его, как мяч. — Положи на воз. В дороге все пригодится.

Она высыпала абрикосы и яблоки в зерно и радостная убежала домой.

Теперь ей хотелось взять с собой на элеватор его братишку. Думая о Митеньке, Зина услышала голос Васи и улыбнулась. «Пришел, а Митю не привел», — подумала она, не поднимая головы.

А Вася уже разговаривал с дедом Корнеем:

— Дедусь, кладовщик принес мазут?

— Есть. Аж полная цибарка.

— Добре, добре! Сережа, подвесь под возом… В дороге будем спасать быков от мух…

Затем Вася пошел к возу, на котором лежала Зина. Возле колеса он остановился, потоптался на месте. А Зина, сжимая веки, притворилась спящей, но и с закрытыми глазами она видела Васю, чувствовала, как он взялся рукой за борт ящика и посмотрел ей в лицо.

— Всезнайка тоже уснула, — тихо проговорил он.

Зина с трудом удерживала смех. Когда Вася собрался уходить, она не сдержалась и тихонько, как будто во сне, засмеялась.

— Вот веселая, даже сонная смеется, — сказал Вася, догадываясь, что Зина не спит. — Почему ты не спишь?

— А ты?

— Я? Со мной не равняйся. Я могу не спать хоть пять ночей сряду.

— Разве тут можно уснуть! — уже серьезно проговорила Зина. — Я смотрю на небо, а звезды кружатся, и воз будто качается. Отчего это так, Вася?