Валентина Осеева: В школе и дома

Петя Русаков отвоевал себе шинель и, шествуя впереди, бережно несет ее на плече. Нюра крепко держит Сергея Николаевича за руку. Учитель несколько раз внимательно взглядывает на девочку. Давно ли прежняя Нюра Синицына, крикливая и глупенькая, ссорилась со всеми в классе, писала смешные и нелепые стихи!.. Сейчас она стала как будто взрослее и спокойнее, в ее глазах появилось новое, серьезное выражение, а в обращении с товарищами чувствуется глубокое дружеское понимание. Нюра идет с ним рядом, время от времени уступая свое место Лиде. Уступив, она самоотверженно шагает одной ногой по тротуару, другой по мостовой, чтобы все-таки быть ближе к учителю. С левой стороны, чуть-чуть боком, обратив к учителю свое круглое лицо, идет Саша Булгаков. Мазин, пробуя протиснуться вперед, наступает всем на пятки. Васёк Трубачев, Коля Одинцов и Сева Малютин идут впереди. Чем ближе к дому, тем неспокойнее у них на душе.

— Мы войдем все вместе, — шепчет Сева.

Вот и знакомое крыльцо. Сергей Николаевич поднимается на ступеньки, по старой привычке вытирает ноги о железный плетеный коврик. Дверной замок заржавел, дверь открывается с коротким скрипом.

— Войдемте! — говорит учитель и пропускает вперед ребят. Потом входит сам, зажигает свет.

На вешалке висят старое пальто Николая Григорьевича и меховая шапка. В комнатах стоит глубокая тишина. Наглухо закрытые пыльные окна словно задернуты серой марлей.

Сергей Николаевич останавливается в первой комнате. Здесь все, как прежде. Письменный стол, диван, этажерка с книгами. Под стеклом в простой рамке — портрет Сталина.

Дверь во вторую комнату открыта. Там у стены кровать Николая Григорьевича, покрытая желтым байковым одеялом, маленький низкий столик. На столике — старые журналы, газеты…

Сергей Николаевич бросает беглый взгляд на пустую комнату отца и устало опускается на диван:

— Ну вот мы и пришли…

Ребята садятся рядом с ним. Они долго молчат. Потом Васёк, прижимаясь щекой к плечу Сергея Николаевича, тихо говорит:

— Тетя Оксана сказала: «Если доведется где повидать вам учителя, скажите ему, что отец умер, а сестра жива, помнит его…»

Ребята низко опускают головы.

Учитель сидит, не шевелясь, и задумчиво смотрит на ребят.

— Отец не любил, чтобы я опускал голову. Давайте послушаемся дедушку Николая Григорьевича, — ласково говорит он и, помолчав, добавляет: — Кто-нибудь из вас потом расскажет мне о гибели наших близких, а сегодня поговорим о текущих делах. Да попробуем соорудить чай. Ну-ка, девочки, похозяйничайте! В кухне есть чайник и примус, а в буфете, наверно, найдется прошлогодний сахар.

— У нас есть! Вот Иван Васильевич тут всего надавал нам, — торопливо разворачивая большой сверток, говорит Мазин. — Сейчас мы все сделаем!

Девочки идут на кухню. Учитель гасит в комнате свет и настежь распахивает окна. Вечерняя свежесть наполняет комнату; с улицы доносятся голоса идущих людей.

В кухне начинает шуметь примус. Мазин хватает мокрую тряпку и протирает в темноте стекла.

Сергей Николаевич тоже просит тряпку и, низко наклонившись над столом, перебирает запылившиеся книги.

— Откройте окно в той комнате! Сейчас проветрим и зажжем свет, — говорит он.

Васёк вместе с Лидой входят в комнату Николая Григорьевича. Лида раздвигает темные шторы и открывает окно.

— Убрать бы отсюда скорее кровать! — шепчет она Ваську.

Сергей Николаевич слышит ее шопот и поспешно входит в комнату.

— Нет-нет, не будем убирать! Может быть, ко мне приедет сестра, — говорит он.

Ребята улавливают в его голосе необычные для учителя нотки растерянности и вопроса.

— Тетя Оксана обязательно приедет!

— Она приедет!

— Она приедет! — перебивая друг друга, быстро говорят они.

Чай накрывают на маленьком столике. Держа в руках чашки, присаживаются на диван.

— Ну, а теперь давайте поговорим об учебе. Рассказывайте мне все. С кем вы занимались, что проходили по курсу пятого класса? — спрашивает учитель.

Ребята начинают рассказывать. Сергей Николаевич достает учебники.

— Это прошли?.. А это? — перелистывая страницы учебника, спрашивает Сергей Николаевич. — Если выдержите по арифметике, то вам останется еще русский язык, а по остальным предметам, может быть, Леонид Тимофеевич разрешит перевести вас условно.

— Мы ничего не боимся, кроме арифметики, — откровенно сознаются ребята.

— Мы боимся остаться на второй год, потому что ведь мы не лентяи какие-нибудь, — говорит Саша Булгаков.