Юзеф Принцев - Скачу за радугой

Дядя Кеша прочел билет, пожал плечами, вернул его Митричу. Тот повертел его в руках и разочарованно сказал:

— Не в курсе, значит? А я-то завтра собрался. Партизанил в этих местах.

— Вроде не слыхать было… — виновато объяснил дядя Кеша. — Без меня бы не обошлись: постругать там чего или витрину какую наладить. Лесной, говоришь, музей?

— Написано: лесной, — подтвердил Митрич и сунул билет в карман. — Подшутил, видно, кто-то… А я, дурак, обрадовался. Вспомнили, думаю, и про нас!

— За такие шутки!.. — покрутил головой дядя Кеша и поднял с земли удилища. — Ладно. Пора мне.

Он шел лугом и хмурился. Сразу пропало хорошее настроение, которое всегда приходило во время рыбалки, пусть и недобычливой. Так, хмурясь, дошел он до леса и свернул на узкую дорогу с твердой наезженной колеей. Дорога вела к опушке, а за ней, сразу после редкого березнячка, начинались первые домики лагеря. Лес уже светился солнцем, вовсю пели птицы, но дядя Кеша шел, не замечая ничего вокруг, и все хмурил лохматые свои седые брови. У большого камня на повороте услышал он ребячьи голоса. Шагнул за толстую старую сосну и увидел, как со стороны незаметной тропинки вышла стайка ребят. Одного из них он узнал. Это был Генка.

Ребята двинулись по просеке в сторону опушки. Шли медленно, видно, устали, а девочка стряхивала опилки со своей лыжной курточки.

Дядя Кеша дождался, когда голоса их стихнут в глубине леса, и свернул на тропинку.

Землянку он разглядел не сразу. Сначала наткнулся на обтесанные бревна, увидел свеженарезанный дерн для крыши и только потом аккуратно навешенную на новеньких петлях дверь. Дядя Кеша потянул дверь на себя, отметил ее свободный ход, подпер палочкой, чтобы было посветлей, и спустился в землянку.

Когда он вышел обратно, лицо его было каким-то смятым; он сел на бревна и долго крутил в пальцах папиросу. Так и не закурив, поднялся, вынес из землянки топор и принялся рубить крепкую березку, что стояла у тропинки.

Конь спал стоя. Шла утренняя линейка, поднимали флаг, отдавали рапорта, читали распорядок дня, а Конь стоял и спал. Даже похрапывал! Проснулся он, когда старшая вожатая объявила, что дежурит по лагерю первый отряд.

— Еще чего! — громко сказал Конь.

Генка ткнул его локтем.

— Да не можем мы сегодня дежурить! — возмутился Конь.

Кто-то засмеялся. Людмила прикрикнула с трибуны:

— Первый отряд, разговорчики!

Стоящий перед строем Вениамин обернулся и погрозил Коню кулаком. Тот пожал плечами и обидчиво забор мотал:

— Дежурство какое-то выдумала… Итак один день всего… Или дежурство, или музей…

Пахомчик пошарил в карманах, вынул яблоко и сунул Коню в рот. Конь откусил и выплюнул: яблоко было кислющее!

Когда Людмила распустила линейку, встревоженные ребята окружили Вениамина. С дежурством еще можно было выкрутиться. Подежурят и без них. Но после ужина назначена генеральная репетиция концерта: Тут» то их хватятся. Наверняка!

— Что будем делать? — спросил Генка.

Вениамин задумался.

— Знала бы, не приходила на эту линейку! — сердито сказала Оля. — Работали бы и работали!

Вениамин посмотрел на их красные от бессонницы глаза, на усталые лица и вдруг распорядился:

— Идите спать.

— Спать? — удивился и обрадовался Конь.

— Завтракать и спать, — повторил Вениамин. — Иначе свалитесь. Сразу после обеда — в землянку, и, пока не кончим, не уйдем!

— А репетиция? — засомневался Игорь.

Вениамин махнул рукой:

— Обойдутся!

Лагерь был похож на бродячий цирк.

По дорожкам ходили на руках акробаты. Висели на веревках пестрые костюмы. Бухал барабан духового оркестра. Муравей прикреплял Стрекозе крылья. Та вертелась перед большим зеркалом и капризно говорила: «Выше! Ниже!» Провели лошадь с блестящими боками. Лошадь была настоящая. Нужно было перевезти дрова для костра, а дядю Кешу нигде найти не могли. Запрячь лошадь вызвался Тяпа и, важный как индюк, вел ее через весь лагерь.

За лошадью с лаем бежала Муха. За ней толпа малышей в синих и красных пилотках. Веранда была завалена накрахмаленными пачками из марли и балетными тапочками. Девчонки размахивали утюгами. Мальчишки пришивали погоны к серым школьным курточкам. Что-то кричал в рупор физкультурник. Горнист Витька репетировал сигналы с трубачами из духового оркестра. Звуки труб были желтыми, как солнце.

По синему небу плыли белые облака. Красный лагерный флаг вился на ветру.

А второе звено видело сны.