Юзеф Принцев - Скачу за радугой

— Вожатый. Из лагеря.

— Погаси фонарик. Глаза слепит, — попросил человек.

Наискось скользнув по дверному косяку и чуть не задев Генку, луч погас.

— Поздно гуляешь, — сказал человек.

— Не спится, — ответил Вениамин. В голосе его была настороженность.

— Молод еще бессонницей маяться, — усмехнулся человек. — Садись, не бойся.

— Я не боюсь. — Слышно было, как Вениамин усаживается рядом с человеком.

— Студент? — помолчав, спросил человек.

— Да.

— На физика небось учишься?

— Откуда вы знаете? — удивился Вениамин.

— Мода, — коротко засмеялся человек. — Учился бы на врача, на косточки свои пожаловался, а про физику разговора у нас не получится. Не подкован.

Он опять не то замычал, не то застонал. Почиркал спичкой, раскуривая новую папиросу. Потом доверительно, как старому знакомому, признался:

— Кости у меня от ран старых ноют. К ночи ближе… И скажи ты на милость, рефлекс, что ли, какой, сразу сюда тянет. Воевал я в этих местах.

— А я вас узнал, — сказал Вениамин. — Мы к вам в совхоз ходили. Вы — Поливанов.

— Штаб у нас тут был, — подтвердил Поливанов. — Посидишь вот на порожке, полпачки папирос высмолишь, смотришь — и полегчает. — Он снова замолчал. Потом, будто извиняясь за что-то, добавил: — Вам война вроде сказки, а для нас как вчера все было. Рассказывал пионерам вашим и, веришь, разволновался. Непонятно это тебе?

— Почему? — не сразу ответил Вениамин. — Понятно.

— Да?! — обрадовался Поливанов. — А я думал, надоели мы вам с этой войной. — Он глухо покашлял в кулак. Погремел спичками. — Разведчик наш здесь погиб. Васек. До последнего патрона отстреливался, потом гранату под ноги кинул. Совсем мальчонка был. Как пионеры твои… — Поливанов опять надолго замолчал. Видно, перемогал боль. Шумно вздохнул и сказал: — Рассказывали мне про старика одного, плотника. Два сына у него в войну погибли. В братской могиле захоронены, а где — точно не знает. Взял он инструмент плотницкий, харчишки в мешок сложил и пошел по России… Могилу заброшенную встретит — пирамидку со звездой ладит, надпись химическим карандашом: здесь, мол, лежат герои, жизнь за нас отдавшие, и дальше шагает, к другой могиле. Так и ходит… Вот человек, а?

— Да… — задумчиво отозвался Вениамин.

Поливанов аккуратно погасил папиросу и поднялся.

— Пошел я. Вставать чуть свет. Остаешься, студент?

— Посижу еще.

— До свиданья.

— Спокойной ночи.

Генка услышал, как удаляются шаги Поливанова. Луч фонарика заскользил по стенам землянки. Генка закрыл глаза ладонью, но фонарик тут же погас.

— Выходи, Гена, — послышался спокойный голос Вениамина.

Генка помедлил и, нащупав на нарах рюкзак, пошел к выходу. Он выбрался наружу и, боясь, что Вениамин опять включит фонарик и будет разглядывать его, отвернулся.

— Вы как узнали, что я здесь? — чувствуя, что молчать дальше неловко, спросил Генка.

— Ищеек из города вызвал, — усмехнулся Вениамин и жестко добавил: — Трус ты!

— Кто трус? — вскинулся Генка. — Я не убегал!

— А что же ты сделал?

— Уехал, и все! — повернулся к нему Генка. — Ждать мне, когда она на линейке слова эти будет говорить? Я не Чернышевский!

— При чем тут Чернышевский?

— Ему тоже публичную казнь устроили. И в барабаны били.

Вениамин хмыкнул, потом сказал:

— Никто тебя из лагеря не выгонял.

— Как это не выгонял? — оторопел Генка. — Я же сам слышал, что Людмила на совете говорила.

— Подслушивал?

— Окно открыто было.

— Потому так и говорила, что тебя видела, — объяснил Вениамин. — С педагогической целью.

— Воспитывала, что ли? — недоверчиво переспросил Генка.

— Ну да! — Голос Вениамина звучал подозрительно ровно. — А ты и поверил?

— В то, что про меня говорила, не поверил, — буркнул Генка и, подумав, добавил: — А что выгонят, поверил.

— Значит, было за что? — с ехидцей спросил Вениамин.

Генка промолчал. На провокационные вопросы он привык отвечать презрительным молчанием. Вениамин почувствовал его враждебность и мягко сказал:

— Ладно. Не надувайся. Сильно обиделся на Людмилу Петровну?

— Да нет… — не сразу ответил Генка. — Мне ее жалко.

— Жалко? — растерялся Вениамин.

— Она ведь как лучше хочет, а ничего не получается, — вслух подумал Генка. — И еще я заметил…

— Ну, ну? — подался вперед Вениамин.

— Она с нами только злая, а так ничего, — Генка помолчал и спросил: — На физика, значит, учишься? Я думал, на педагога.