Кира Михайловская - Мальчик на главную роль

— А, это ты! Хорошо, что пришёл. Мне как раз человек вот так, позарез нужен!

— Где же все! Куда все подевались? А с Тамерланом что?

— По порядку, старик. Давай всё по порядку. Отвечаю на первый вопрос: все уехали на соревнования в Киев. Слышал про всесоюзные? Мог бы знать, что и наш клуб там представлен.

— Николая Фёдоровича нет?

— И Николая Фёдоровича нет. А я остался по чистой случайности. Эх, что тут было! Я ведь чуть в артисты не вышел. Такой был случай! Век живи — второго такого не дождёшься…

Но мне неинтересно было слушать про всякие случаи из жизни Мотяши.

— А с Тамерланом что? — спросил я.

— Ногу повредил. Мы с ним на съёмке были, вместе с Балашовым снимались. Балашова видел вот как тебя. На лошади чёрной сидит и режиссёру говорит: «Я-то систему Станиславского хорошо знаю, а вот лошадь не знает».

Я Мотяшу убить был готов за то, что он ничего мне толком не рассказывает, а только голову морочит.

— Как же Тамерлан ногу повредил?

— Ну, вот на съёмке-то с Балашовым это дело и было. Я рядом с Балашовым скачу, ну, вот как с тобой, вот так близко. Мне надо Тамерлана подсечь. Я его подсекаю, сам выбрасываюсь из седла, а эта старая кляча падает и гробит ногу. Из-за нас с ним вся съёмка остановилась. Ой, что было! Машины всякие, людей понабежало. Два часа из-за нас стояли. Понимаешь, мы с Николаем Фёдоровичем возможности этой клячи переоценили. Мы думали, это ещё конь, ещё показать себя может.

Тамерлан смотрел умными глазами, как будто говорил: «Всё врёт! Правда только то, что я — старый!»

— Ты понимаешь, — не унимался Мотяша, — я ведь из-за него тут сижу. Если бы не он, я бы давно в Киеве был. А сегодня как раз у меня такое дело, случай такой уважительный, вот как надо уйти, понимаешь? Вот так! Женщина замешана, понимаешь? Ну, вот я и бегал, искал, кого бы вместо себя оставить. И так ты хорошо подвернулся! Подежуришь, а? Я недолго. Ну, часа на три, от силы четыре. Ладно?

— А сено? — спросил я. — У него же в яслях пусто.

— Сено у козла возьмёшь. У него там сена от пуза.

Тамерлан смотрел на меня — вот и сено уже от козла!..

— Договорились, значит? — Красные клеши затрепыхались у самой двери.

— А с Тамерланом-то что будет? — крикнул я вслед.

— Завтра его заберут, — весело ответил Мотяша. — На колбасу отправят на завод. За него сто рублей дадут. — Он хлопнул дверью.

Я присел около Тамерлана, оглушённый. Значит, я вижу его в последний раз. Он тепло дышит мне в лицо и пощипывает руку замшевыми губами, а завтра его не станет. Из умного, доброго, ласкового Тамерлана сделают колбасу.

В сарайчике, где держали Иван Иваныча, я взял сена и принёс его Тамерлану. Он жевал вяло, а потом и вовсе перестал. Кажется, ему было не до еды. Я принёс ведро, перевернул его, влез на дно и принялся Тамерлана чистить. Стоять ему, как видно, было тяжело. Он держал на весу повреждённую ногу. Я сказал ему:

— Я тебя ни за что не оставлю. Понял?

Это было самое главное.

Вычистив коня, я постарался накормить его. Если бы сейчас была у меня морковка или яблоки! Тамерлан не хотел есть сено, пропахшее козлом. Пошарив в конюшне, я нашёл уздечку и надел её на Тамерлана. Я попытался сдвинуть его с места. Но он, видимо, боялся идти. Переминался с ноги на ногу и не шёл за мной.

— Идём, не бойся, идём, — уговаривал я.

Первые шаги по двору Тамерлан сделал так осторожно, как будто под копытами был лёд, а не асфальт. Но потом он пошёл увереннее. Тут я вспомнил о попоне, которая висела в сарайчике у Иван Иваныча. Вообще-то попона принадлежала ишачку, но сейчас она была нужна Тамерлану. Я забежал в сарайчик, но попоны не нашёл. Вернувшись в конюшню, я нашёл попону в углу, на низкой табуретке. Как видно, Мотяша подстилал её, чтобы мягче сидеть. Я обрадовался, вынес попону и прикрыл ею Тамерлана. Теперь осталось только вернуться и вырубить свет в конюшне.

И вот Тамерлан перешагнул через перекладину внизу калитки, и мы с ним медленно пошла по краю шоссе. Шум проезжей машины остановил нас. Мы переждали, пока фургон с надписью «Хлеб» проедет мимо.

От того, что во всех домах погасли огни, дома стали казаться выше и больше, а небо светлее. Это небо было светлое, как молоко в блюдце у тётки Гешиной кошки. Идти под таким небом — не то что тёмной ночью. Ночью небо прикрывает тебя. Сейчас же мы шли на виду у всех, у всего города. Правда, он дрых, весь город, со всеми его людьми. Но милиционеры могли не спать. Не очень-то хотел я с ними встретиться.

В тишине копыта Тамерлана стучали: цок-цок. Проезжали редкие такси с зелёным огоньком. Одно из них остановилось, и какой-то парень закричал мне: