Феликс Маляренко - Суворовец Соболев, встать в строй!

Серёжа Яковлев, веснушчатый, как рябое яблоко, и прозванный ребятами Кулаком, усердно выводил в своей тетрадке столбики с одним, двумя и тремя нулями. Ещё в третьем классе он собрал большую жестяную коробку пять тысяч четыреста копеечных медяков, и неожиданно в новогоднюю ночь тысяча девятьсот шестьдесят первого года Дед Мороз вместе с денежной реформой удесятерил его вклад. К утру в старой жестянке было состояние в пятьдесят четыре новых рубля.

Отныне Сереже Яковлев, где мог, менял деньги на копейки и ждал новой, а за ней ещё более новой реформы. И не было для него лучшего занятия, чем считать, как его сумма сначала увеличивается в десять, а потом в сто, а потом, может, и в тысячу раз. И когда он проходил мимо буфета и чувствовал запах горячих жареных пирожков, и у него вдруг появлялось страшное желание купить хотя бы один, Серёжа тут же останавливал себя мыслью, что через десять или двадцать лет на эти же деньги он сможет приобрести и съесть их в десять, а то и в сто раз больше.

В общем, все были заняты, и только один из взвода, как всегда, стоял в наряде. Один раз в двадцать восемь дней. Сегодня в наряде был как всегда спокойный, самый высокий и самый сильный во взводе Лешка Дмитриев.

В этом году приняли в седьмую роту вместо положенных ста сто девятнадцать человек. Командир роты майор Сорокин объяснил: кто-то может не выдержать, кто-то по состоянию здоровья уйдёт, чьи-то родители уедут на «запад», и он вынужден будет перейти в другое училище. Но Чугунов, сержант срочной службы и заместитель командира второго взвода, самый строгий сержант в роте, а может, и в училище, говорил, что эти двенадцать лишние, и во взводе должно быть ровно двадцать пять. А эти трое, как самые недисциплинированные, самые неуспевающие, должны быть заявлены в отчисление. Вот и сейчас сержант строго следил за порядком во взводе и изредка металлическим голосом напоминал:

— К занятиям нужно готовиться основательно.

А как же по-другому, и Санька снова уткнулся в устав. «Дисциплина есть строгое и точное соблюдение всеми военнослужащими…»

Но изредка Толя Декабрев или кто-нибудь другой штыком поднимал руку и, строго прижимая локоть к парте, терпеливо смотрел на сержанта, пока тот оторвет голову от любимой книги.

— Слушаю, — сержант медленно переводил суровый взгляд от «Ивана Грозного» в сторону суворовца.

— Товарищ сержант, задача не получается, — уже весь вытягивался в штык Толя.

— Садитесь! – кивал головой сержант, раскрывал черную дерматиновую обложку лежащей перед ним общей тетради, разрезая шелестом страниц охраняемую тишину. Не торопясь, он подходил к спрашивающему и долго сверял каракули в тетради суворовца с написанным решением Тамары Александровны, учителя математики. Затем толстым пальцем спокойно прижимал тетрадь к парте и, по-командирски разделяя слова, чеканил:

— Вот здесь проверьте!

Тут же со всех сторон тянулись стриженые головы.

Вокруг сержанта моментально образовывалась куча суворовцев.

— Разговорчики! По местам! Кто разрешил? – строгими командами раздирал кучу сержант и, бряцая подковами, быстро проходил к столу. Потом холодным взглядом прижимал стриженые головы к партам и лишь после этого садился за «Ивана Грозного». Перед звонком Чугунов объявил:

— На третьем часе самоподготовки капитан Баташов проведет с вами пионерский сбор, — расправил плечи и выдохнул, будто сбросил со спины тяжелый вещмешок.

Капитан Баташов пришёл не один, а с высоким, выше его на полголовы суворовцем из четвёртой роты. Тонкий живой аккуратный капитан был похож на полководца Суворова, но стриженного под полубокс. По сравнению с капитаном суворовец выглядел чуть нелепо. Рукава его гимнастерки не дотягивались до запястьев, а наглаженные брюки поднимались над ботинками, обнажая синие носки. Суворовец от волнения моргал, смешно сдвигал светлые брови и тянул рукава гимнастёрки.

— Суворовец Владимир Зайцев, — представил его капитан, сделав движение руки в сторону старшеклассника и, тепло улыбнувшись одними глазами, добавил: — Будет вожатым вашего пионерского отряда.

После этого вожатый порозовел, причем розовая краска пробежала от подбородка по вытянутому лицу, обходя островки веснушек на носу и щеках, поднялась, окрасила высокий лоб и спряталась в коротких волосах, оттопыренных ежиком.

— Он мне поможет провести у вас сбор, — поправил спустившийся на лоб чуб капитан.

— А можно вопрос? – высоко вздёрнул руку Витька Шадрин и, не дождавшись разрешения, спросил: — А почему сбор без пионерских галстуков?