Феликс Маляренко - Суворовец Соболев, встать в строй!

Мама тут же сказала, что не отпустит; такой слабенький ни одного врача не пройдёт. На что отец возразил:

— Коль решил сам, пусть поступает. Видно, это судьба…

А сейчас писем не было. Может, что случилось?

И вдруг ему сильно захотелось домой, в их маленькую однокомнатную квартиру с кухней, половину которой занимала печка. В их маленький дворик, к маме и папе. Ему вдруг стало тесно в училище, ограниченном заборами, воротами да каменным тиром. Ему вдруг захотелось в город Уссурийск, где продавали долгоиграющие кисельного цвета конфеты «Барбарис» и сливочное мороженое, про котороё Серёга Яковлев сказал бы, что оно стоит рубль тридцать старыми деньгами и всего лишь сто грамм.

В пятницу Санька опять подошёл в бытовку, долго смотрел на Витькину тренировку, а потом предложил:

— Пойдём в увольнение, посмотрим город.

— Да что там делать? – пожал плечами Витька. – Танцами надо заниматься. Давай лучше махнём в автопарк, там старшина Петренко дежурит, он разрешит по танкам полазать.

— Зачем? – сказал Вовка, — поехали лучше ко мне. Мамка знаешь, какой вкусный пирог печёт. Там шесть слоёв: мясо, яйца, рис, лук, изюм и ещё что-то. – Санька проглотил слюну и уже хотел согласиться, как Вовка добавил. – Я о тебе ей иногда рассказывал. Она руководит у нас в военном городке танцевальным коллективом, ей интересно будет на тебя посмотреть. Раньше в балете танцевала. В субботу за мной и тобой приедет отец.

Санька посмотрел на Витьку, ему вдруг захотелось, чтобы тот отказался.

— Хорошо, поехали, — ответил он Столярову.

Витька старательно чистил бляху и пуговицы, натирал бархоткой ботинки и даже достал из тумбочки кусок новой белой материи, оторвал себе на подворотничок, старательно и сосредоточенно пришивал, не замечая рядом сидевшего Саньку. Только перед самым построением он попросил:

— Если я вдруг задержусь, захвати из столовой хлеб, масло и сахар. И ещё, если из дома будет письмо, положи его в тумбочку.

После построения за Вовкой приехал отец, и Санька видел из окна, как плотный мужчина в куртке лётчика слегка похлопывал Вовку по плечу, а потом пожал руку Витьке и, взяв их обоих за плечи, повёл к стоявшему у казармы «газику». Санька смотрел, как лётчик открыл заднюю дверь машины, пропустил вперёд Вовку, потом Витьку и, захлопнул её, сел на переднее сидение. Машина зажгла фары и скрылась за деревьями.

Санька ещё чуток посмотрел в окно, потом оглянулся, увидел ребят, сидевших в классе, и вдруг почувствовал, как пусто стало без Витьки в казарме. В строю он шёл рядом с Санькой Копытовым и никак не мог подстроиться под шаг впереди идущего Рустамчика. Всё время сбивался и наступал ему на пятки. И в столовой за столом было неуютно. Витькину порцию он отдал. И в кино никто не сидел рядом, а когда выключили свет и зал взорвался оттого, что на экране начался журнал «Советский спорт», Санька не радовался и не кричал вместе со всеми «Ура, спорт!»

На следующее утро, хотя было воскресенье и никаких проверок не предвиделось, он начистил ботинки, надраил бляху и записался в увольнение.

После завтрака увольняемых построили на втором этаже, и дежурный офицер капитан Баташов долго осматривал внешний вид суворовцев, потом долго инструктировал о том, что нужно отдавать честь всем военнослужащим, что сегодня они пойдут в увольнение не сами, а с сержантом Чугуновым.

Увольняемых из второго взвода было шесть человек. Весёлый и круглый Борька Топорков из Хабаровска, который уже был в городе третий раз, казалось, не шёл, а уверенно катился впереди, как бы показывая дорогу. Четверо суворовцев ступали рядом с сержантом, о чём-то переговаривались и хихикали. Санька плёлся чуть позади. Выйдя из училища, Борьке надоело идти в авангарде, и он передвинулся к Саньке.

— Ну как увольнение? – И тут же ответил сам: — То-то, конечно, хорошо. Это тебе не с Витькой по танкам лазить и в мазуте пачкаться. Это тебе самый зелёный город в РСФСР.

Уже была середина октября, и самый зелёный город, тронутый осенью, превратился в разноцветный. Вокруг стояли жёлтые, коричневые, красные деревья, а лежащие на юге сопки, как шёлковое лоскутное одеяло, пестрели разноцветными яркими красками. Толе показалось мало, что он назвал Уссурийск самым зелёным городом России, и он добавил:

— Здесь зелени на каждого человека больше, чем в любом другом городе. И это тебе не в солярке мазаться, а по городу идти.

Когда подходили к телеграфному с подпоркой столбу, перешагнувшему тротуар, Борька предупредил: