Фрида Вигдорова - Мой класс

— Эту, — согласился Николай, краснея ещё больше; сунул книгу в выцветшую сумку от противогаза и направился к двери.

— Погоди, куда ты! — Я даже растерялась.

— Нет, я пойду. Спасибо, Марина Николаевна!

И не успела я ни удержать его, ни проститься толком, как он уже сбегал с лестницы, перепрыгивая через три ступеньки.

На уроках он теперь сидел тихо — кажется, я могла бы забыть о нём, если бы, объясняя что-нибудь, не встречала его напряжённый, внимательный взгляд. Вскоре он принёс мне свою домашнюю тетрадь, в которую переписал уроки за последнюю неделю. Почерк оставался плохим: что ни буква, то кривобокое чудовище; зато не было ни одной кляксы, а поля были.

Обычно, кроме отметки, я писала в тетрадях несколько слов: «Чисто и аккуратно» или «Грязно», «Небрежно», «Не забывай о полях». Ребята, получив проверенную тетрадь, сейчас же смотрели, что написано в конце, причём тут всё бралось в расчёт: каким карандашом написано — синим или красным, крупными буквами или мелкими. Красный карандаш считался более лестным, синий — не так, зелёный или коричневый почему-то огорчали.

Под Колиной работой я написала: «Чисто, но почерк плохой».

— Покажи, что у тебя? — сказал Гай.

— Не дам, — процедил Николай, проходя на своё место.

— Я видел! — вмешался Морозов. — Марина Николаевна написала: «Чисто». А только он всё переписал в один раз — это не дело, так всякий сумеет. Надо каждый день писать как следует.

Николай уже сидел на своей парте, и вид у него был такой, точно не о нём речь. Только по быстрому взгляду, который он бросил на Морозова, я поняла, что он не пропустил ни слова.

После уроков я едва разняла их. Вот уж, действительно, когда у меня руки опустились! Кажется, только что всё наладилось, и вот опять драка, опять всё сначала!

Мне незачем было спрашивать, кто начал первый: Морозов никогда не участвовал ни в каких драках, и сейчас потасовку затеял, конечно, Савенков.

— За что ты его?

— А какое его дело! Чего он суётся, куда не просят?

— Не понимаю. О чём ты говоришь?

— Вы написали в тетрадке «чисто». А он влез: «Это каждый сумеет, надо каждый день чисто писать». Какое его дело?

— Он прав, уроки надо всегда готовить чисто. Но даже если бы ты рассердился за дело, неужели ты думаешь, что колотушки — такое уж хорошее объяснение?

— Так ведь он иначе не поймёт. Это для него самая хорошая наука, — убеждённо ответил Савенков.

— А что бы ты сказал, если бы я стала так учить тебя?

Действие моих слов было самое неожиданное: Савенков поднял голову, посмотрел на меня и широко улыбнулся — и от этого его лицо стало совсем мальчишеским, открытым и простым.

— Я больше не буду, Марина Николаевна, — сказал он. — Вот честное слово, не буду!

Тетради его день ото дня становились чище, и всякий раз он ревниво смотрел, что я написала в конце.

Хорошим классным организатором Коля не стал, мы сменили его. Но последняя парта в правом ряду больше не мешала мне на уроках.

— Савенкова-то вроде подменили — не кричит, не дерётся! — с комическим удивлением заявил как-то Боря Левин.

Николай тотчас ткнул его кулаком в бок. При этом он насупился и покраснел, словно Боря вмешался во что-то глубоко личное, что касалось только его одного.

Борис никогда не оставался в долгу, но тут и он, как видно, почувствовал, что сказал лишнее.

— Не лезь! — крикнул он только, но сдачи не дал.

— Сам не лезь, куда не просят, — веско отозвался Савенков.

— Скажи, Галя, девочки в вашем классе часто дерутся?

Мы уже кончили работу: я проверила тетради, Галя приготовила уроки, и мы, как всегда, сидели на диване, беседовали.

— Дерутся? — удивлённо переспросила Галя. — У нас в классе никто не дерётся.

— Разве девочки никогда не ссорятся?

— Ссориться — это совсем не то, что драться, — философски заметила Галя. — У нас если девочки ссорятся, они сразу идут и жалуются Зинаиде Павловне, и Зинаида Павловна разбирает, кто прав, а кто нет. Совсем не нужно драться. Это, наверно, ваши ученики дерутся?

Да, ничего не поделаешь: мои ребята чуть ли не всякий спор разрешают кулаками, и я никак не могу отучить их от этого. Но и картина, нарисованная Галей, мне не по душе. «Идут и жалуются»? Нет, это неправильно.

— Расскажите про ваших мальчиков, — просит Галя. — Воробейки, наверно, опять в школу не пришли? Покажите мне Сашину тетрадку. И Васину тоже.

Галя уже знает всех моих ребят по именам и даже различает почерки. Она любит листать тетради, смотреть отметки, близко принимает к сердцу и пятёрки и двойки. Но о своей школе она рассказывать не любит.