Владимир Свинцов - Мой друг Сенька

Щенок лежал в траве у забора и отчаянно скулил. Был он еще совсем маленьким, слепым и беспомощным и возбуждал такую жалость, что мы с сыном Игорем, не колеблясь ни минуты, понесли его домой. Коричневая короткая шерстка, очевидно, грела еще плохо, и щенок сильно дрожал. Но на руках быстро пригрелся, засопел крошечным носом и затих.

Дома Игорь соорудил щенку ужин — подогрел молока, налил в блюдце. Но он еще не мог самостоятельно есть. Слабые лапки плохо держали, и щенок ползал на брюхе возле блюдца, тыкался незрячей мордашкой в пол и плакал:

— Ой-ой! Ой-о-ой! — Выходило это у него так тонко, так слезно, что даже кошка оставила своих котят на коврике у печки и с любопытством уставилась на плаксу. Потом стала осторожно красться к нему, усиленно нюхая воздух.

— Это еще что за чудо? — говорил весь ее вид. — И чего он так пищит?

И вдруг грозно выгнула спину, встопорщила шерсть, зашипела, но, сообразив, что в щенке и собачьего-то всего один запах, брезгливо фыркнула:

— Фу! Не собака, а так себе… — и принялась лакать из блюдца молоко, которое мы налили щенку. Делала она это не спеша, аккуратно, с достоинством.

Щенок на мгновение замер, прислушиваясь. Потом пополз к кошке, отчаянно взвизгивая:

— Ой-ой-ой-ой!

Кошка, перестав есть, вновь встопорщила шерсть и зашипела сердито:

— Пш-ш! Не подходи!

Щенок продолжал ползти. Кошка подняла лапу для удара, но передумала и поспешила к себе на коврик, всем своим видом показывая:

— А, неохота связываться…

Она улеглась на своем месте, и котята кинулись к ней, подняв радостный писк. Щенок пополз на этот звук. Он перестал скулить и двигался медленно, неслышно. Кошка, не чуя опасности, дремотно закрыла глаза и замурлыкала:

— Мур-мур. Ешьте, детки, молоко…

Котята и так старались изо всех сил.

Щенок подполз ближе. Вот он уже совсем рядом. Замер на мгновение, очевидно, поточнее определяя направление, и ткнулся в кошачий бок. Кошка открыла глаза и вскочила, как подкинутая пружиной. Котята недовольно запищали:

— Где мама? Где мама?

Щенок молчал.

Кошка обнюхала его, грозно подняла лапу. Щенок лежал неподвижно, словно забытая детьми игрушка. Но кошка не спускала с него настороженных глаз:

— Это еще что такое?! Что ему здесь нужно?

Щенок молчал и не шевелился. Зато котята полезли к матери, требуя молока. Кошка неохотно улеглась. Котята радостно затеребили ее. Чуть двинулся и щенок. Кошка хотела было подняться, но котята не дали. Щенок еще подвинулся. Кошка предупреждающе зашипела:

— Пш-шел! Куда? Ну-ка назад! — Но щенок уже нашел свободный сосок и припал к нему. Кошка, повернув голову, брезгливо обнюхала его, фыркнула и, наконец, стала осторожно, чтобы не потревожить котят, слизывать со шкурки щенка ненавистный ей собачий запах.

Так щенок, которого Игорь потом назвал Сенькой, обрел мать, а наша кошка приемного сына.

Сенькин день начинается рано. Только солнышко заглянет в окошко, Сенька просыпается, потягивается, зевает и, вдруг что-то вспомнив, стремительно выкатывается на кухню. Останавливается в раздумье: что раньше сделать? Поколебавшись мгновение, мчится к входной двери. Если она открыта — переваливается через порог, выбегает на крыльцо. А если дверь закрыта, то еще лучше, далеко не бегать. Он тут же присаживается и с самым невинным видом делает лужу. Потом, очень довольный, отправляется искать еду. Бывает, он находит ее сразу и наедается так, что живот раздувается, как мячик. Тогда Сенька довольно кряхтит и, еле передвигая лапы, тащит туго набитый живот на коврик. Бесцеремонно расталкивает еще спящих котят, своих молочных братьев и сестер, укладывается посередине и засыпает.

Через час-полтора Сенька просыпается. Потягивается. Зевает. Вскакивает. Катится к входной двери. И все повторяется — опять лужа, опять поиски пищи… Иногда поиски пищи затягиваются. Тогда Сенька начинает нервничать. Он катится в одну комнату, в другую… И, наконец сообразив, что так можно остаться голодным, поднимает отчаянный крик:

— Ай-яй-яй-яй! — кричит он. — Не дают мне есть. Ай-яй-яй! Умираю с голода. Умира-а-а-ю-ю…