Лора Уайлдер Инглз - Долгая зима

Лора пела стоя, Кэрри тоже встала. И Грейс, проснувшись, старательно подпевала старшим:

— Прекрасно! — воскликнул папа, взял низкую ноту и начал:

— А теперь все вместе хором! — скомандовал он.

И все запели:

Когда песня кончилась, буря ревела пуще прежнего. Она и вправду напоминала огромного зверя, который трясёт дом и с диким рычанием и воем бросается на стены, стараясь их сокрушить.

Но папа запел снова, и звуки благодарности, которой были полны их сердца, торжественно вознеслись к небу:

На дворе бушевала вьюга, а вся семья, спокойно сидя под надёжным кровом, продолжала пение.

Наконец огонь в печи догорел, и, чтобы сберечь сено, все вышли из тёмной остывшей кухни, потихоньку поднялись наверх по холодной лестнице и улеглись в постели.

Забравшись под одеяла, Мэри и Лора прочитали про себя молитву. Мэри шёпотом спросила:

— Ты за них помолилась?

— Да, — прошептала в ответ Лора. — А разве нам можно?

— Мы ведь не за себя просим, — отвечала Мэри. — Я ничего не сказала про пшеницу. Я только сказала: Господи, спаси им жизнь, если будет на то воля Твоя.

— Я думаю, это правильно. Ведь они делают всё что могут. Ты помнишь, ведь папа просидел три дня в снегу, пережидая рождественскую метель, когда мы жили на Тенистом Ручье. И всё закончилось благополучно.

За все дни, что продолжалась пурга, никто не сказал ни слова о Кэпе Гарленде и младшем Уайлдере. Если им удалось найти себе убежище, они смогут пережить эту бурю. А если нет, то им ничем не поможешь. И поэтому от разговоров нет прока.

Из-за непрестанных ударов ветра, из-за воя и свиста даже думать было трудно. Можно было только ждать. И всё это время, перемалывая пшеницу, скручивая жгуты из сена, поддерживая огонь в печи, силясь отогреть потрескавшиеся онемевшие руки и покрытые волдырями замёрзшие ноги, пережёвывая и глотая грубый чёрный хлеб, они ждали конца бури.

Она не прекратилась ни на третий день, ни на третью ночь. Утром четвёртого дня всё ещё дул пронзительный ветер.

— Никаких признаков затишья, — сказал папа, возвратившись из хлева. — Так скверно ещё ни разу не было.

Через некоторое время, когда все дожёвывали утреннюю порцию хлеба, мама вдруг сказала:

— Я надеюсь, в городе ничего худого ни с кем не случилось.

Узнать хоть что-нибудь было невозможно. Лора подумала о соседних домах. Они стояли напротив, но их даже не было видно. Почему-то ей вспомнилась миссис Боуст. Они не видели её с прошлого лета, а мистера Боуста — с тех пор как он привёз им последнее масло.

— Но ведь мы тоже могли остаться на участке, — проговорила она.

Мама с удивлением посмотрела на Лору, не понимая, что она хочет этим сказать, но ничего не спросила.

Этим утром мама осторожно высыпала в мельницу последние зёрна пшеницы. Муки хватало как раз на последний маленький каравай. Мама тщательно выскребла мельницу ложкой, а потом пальцем, чтобы ни крошки муки не пропало.

— Это последняя мука, Чарльз, — сообщила она.

— Я могу достать ещё. Альманзо Уайлдер припрятал немного семенной пшеницы. Если надо, я схожу к ним даже и в бурю.

К вечеру, когда готовый хлеб лежал на столе, стены перестали дрожать. Ветер больше не выл, а только ровно свистел под стрехой.

— Кажется, буря прошла! — прислушался папа и вкочил с места.

Он быстро надел шубу, шарф и шапку и сказал маме, что идёт через улицу в лавку Фуллера. Лора с Кэрри потёрли замёрзшее стекло и сквозь дырочки увидели, как ветер метёт по улице снег.

— Какая благословенная тишина, — вздохнула мама, поудобнее усаживаясь на стуле.

Снег перестал. Через некоторое время Кэрри увидела небо и позвала Лору. Они смотрели на холодную бледную голубизну над головой и розовевшую в лучах заходящего солнца поземку. Пурга и в самом деле закончилась. На северо-западе открылось чистое небо.