Николай Григорьев - Двенадцать поленьев

В дальнюю дорогу вести состав — это уже не «Овечкино» дело. Тут уж к выходным путям «Щуки» из депо подкатывают. Отцепят составители «Овечку», взвизгнет она на прощанье и побежит по своих делам. А «Щука» ответит ей басом и возьмёт состав на крюк.

С этой самой минуты попадает состав на график к диспетчеру.

7

Но плох тот диспетчер, который ничего, кроме своего графика, знать не знает. Чтобы порядок на линии был, надо диспетчеру иной раз и самому на линию показаться. Конечно, не во время дежурства — тогда и на шаг от громкоговорителя не отойдёшь. А вот в свободные часы не мешает нашему брату сесть на паровоз и проехаться по участку. Проедешься — и сам своими глазами увидишь, почему это сегодня на Навалочной цистерны три часа под выгрузкой торчали или отчего в Рябове каждый раз под семафором поезда держат: сигналист ли там зевает, или дежурный по станции шляпа?

Только лучше всего диспетчеру не с пассажирским, а с товарным составом ездить. С товарным его меньше всего ждут. Это ему и на руку. Приедет на место и всё как есть увидит, без прикрас.

Я ни одной шестидневки не пропущу, чтобы до Любани не прокатиться. Зато уж спокоен за свой участок на дежурстве. И Рябово, и Обухово, и Тосно, и все другие станции не только по голосу теперь знаю, но, можно сказать, и в лицо.

Запишешь во время дежурства на листок, что тебе твой график портило — операторов, которые сведения о поездах задерживали, деповских дежурных, которые тебе паровозы вовремя не подавали, — а потом и поедешь по душам с ними беседовать.

Помню, как однажды застрял у дежурного на станции Саблино товарный номер 631. Шёл он с импортным грузом, со станками последней модели для московского завода «Шарикоподшипник». Станки эти срочно выписали из-за границы, заплатили за них золотом. В Ленинградском порту при разгрузке парохода специальный субботник устроили. Тут же на месте в порту состав сформировали, помимо всякой Сортировочной, и к нам на главную линию перебросили.

Я его сквозным маршрутом отправил повышенной скоростью — от Ленинграда до самой Москвы без передышки.

В этот день я как раз на линию собрался. Сдал в восемь часов утра дежурство и выехал с дачным поездом.

Приезжаю в Саблино. Смотрю в окно вагона и вижу: напротив нас какой-то длинный товарный состав стоит, и на всех вагонах мелом написано: Москва, Москва, Москва.

Вот, значит, как мой товарный экспресс без передышки идёт. Сорок километров прошёл и застрял в Саблине. Всего только шестисот километров до Москвы не доехал!

Выскакиваю из вагона (а раньше я и не думал в Саблине выходить) и бегу искать дежурного по станции. Попался мне по дороге проводник с московского товарного.

— Почему, — спрашиваю, — стоите здесь?

— Да дежурный отставил.

— Как отставил, зачем?

— А не знаю. Прицепку собирается делать. Вагон тут у него какой-то с прошлых суток заночевал; он и хочет сплавить его в Любань, пока диспетчер не хватится.

— Вот как, — говорю, — пока не хватится?

Смотрю — и сам дежурный является. Он из-под вагона вынырнул.

Увидел меня — и чуть было обратно под состав не нырнул.

— Это что, — спрашиваю, — у вас московский отдыхает?

— Московский, — говорит. — Мы сейчас на выход ему дадим.

— А почему до сих пор не дали?

— Не поспели, товарищ диспетчер, все буксы проверить надо было, а в трёх вагонах даже новую набивку сделать. В Ленинграде вот недосмотрели, а у нас простой выходит.

— Вот как, — говорю, — значит, Ленинград виноват... А что за вагончик вы тут к сквозному маршруту прицепляете?

Заморгал глазами дежурный, а я к селектору — ленинградского диспетчера вызываю — моего сменного.

— Как у вас московский товарный значится?

— На простое в Саблине, — отвечает. — Нагон пара. Высылаю резервный паровоз.

«Вот, — думаю, — ловкач дежурный. Он, значит, всем по-разному врёт. Мне — что буксы виноваты, а в Ленинград — что машинист пар нагоняет. Нагоню же я ему пару!»

Выхожу я на перрон, а мой московский уже за семафор хвост убирает.

Ведь вот как быстро его отправили, или, как у нас говорится, «вытолкнули»!

Ну, и с дежурным этим мы быстро покончили: тоже «вытолкнули».

8

Не сразу, конечно, и из меня диспетчер получился.

Помню, привели меня первый раз на диспетчерское дежурство.

Я — старый железнодорожник, насквозь паровозным дымом прокурен.

Октябрьская наша дорога ещё Николаевской называлась, ещё у нас орлы двуглавые на билетах печатались, ещё генералы в шинелях на зелёной подкладке управляли дорогой, — а я уже работал. Телеграфистом на станции второго класса торчал, точки-тире выстукивал за двадцать пять рублей в месяц. Ну, тогда каждая станция за себя действовала — без всякого диспетчера. По своему разумению принимала и отправляла поезда и на запасный путь выкидывала. Да ведь движение-то в сущности пустяковое было. Стрелочников да путевых сторожей нельзя было и железнодорожниками назвать — уж скорей огородниками. Вылезет стрелочник из своего огорода, сделает стрелку поезду или флажок зелёный покажет — и опять брюкву полоть.