— Живыми не сдадимся! — кричал Корытко и норовил метнуть факел в голову стражнику.
К месту происшествия уже бежали монахи-доминиканцы, в домах распахивались окна.
— Вы думаете, что убили Тимошку Турка? — кричал Корытко. — Не выйдет! Его дух теперь в меня переселился. Я теперь Иисус Иисусов и Тимошка Турок в придачу. Жгите, братцы, этот вертеп. А ксендза — на вертел! Жареный ксендз — лучшая закуска! Великий Александр Македонский перед каждой битвой по ксендзу съедал!
Костел не сгорел. Корытку и двух верных ему свободных «рыцарей» связали. Утром бургомистр собирался устроить Корытке строгий допрос. Но до допроса Корытко не дожил. На рассвете его нашли с синими кровоподтеками на шее, давно уже бездыханным. Оставалось предположить, что ночью у Корытки был приступ удушья, он рвал на себе воротник, чтобы вдохнуть глоток воздуха, может быть, даже кричал, но стража не услыхала крика.
Отец Торквани держал в руках карманного формата книгу, на обложке которой был оттиснут странный и красивый герб — фигурный щит, знак со стрелой, указывающей в небо, четыре русские буквы.
— Надо скупить через подставных лиц столько экземпляров, сколько удастся. А лучше все до единого.
— Только «Азбуку» или же «Апостол» тоже? — спросила пани Регина.
— Сначала «Азбуку». Ну, а потом и «Апостол»… Все идет прахом. Король сбежал во Францию. С каких пор короли бегают от тронов? А этот — тайно, переодевшись… Противно. И опять литвины да и некоторые польские шляхтичи зовут в Краков царя Ивана или же его сына. Ко всем этим бедам нам не хватало только, чтобы безумный Корытко сжег Кафедральный собор, московит Иван наладил выпуск «Азбуки» и открыл здесь русские школы!
— Кстати, что с Корытко? Он ничего не разболтает?
— Он мертв.
Пани Регина перекрестилась, а отец Торквани швырнул книгу на край стола.
— И жизнь и смерть его — пример того, как не надо жить и как не надо умирать. Впрочем, Корытко остался бы в живых, если бы умелее действовали вы сами, светлая пани. Для чего нам нужны те стихи, которые вы приносите со свидания с Геворком? Поэт из него такой, как из французского принца польский король. И его стихи нам ни к чему. Но уверены ли вы, что Геворк не ведет двойную игру? Может быть, он докладывает печатнику о каждой вашей встрече и они вдвоем решают, как Геворку вести себя дальше? Вы отвергаете такое предположение?
— Я знаю лишь то, что Геворк во время нашей третьей, последней встречи был нервен и резок.
— Им играют, как ребенком. Он это чувствует!
— Но что же нам делать дальше? Геворк мне уже не верит, Корытко сошел с ума.
— И не только сошел с ума, но и отправился к праотцам. Сейчас уже важно лишь одно: мы не можем ждать. Надо выяснить, кто такой этот печатник. Может быть, член какого-нибудь тайного ордена, куда на равных входят и он, и царь, и князь Острожский? Время не терпит. Вы представляете, что может произойти, если мы проглядим заговор? События примут неожиданный оборот. Московский царь прорвется на престол в Кракове. И усядется на нем удобнее и прочнее, чем французский принц Генрих. Кстати, что поделывает граф?
— Он на своей половине.
— Почему же не слышно трубы?
— То ли графу, то ли трубе понадобился отдых.
— Граф подсунул нам Корытку. Не знаю уж, что их там связывало. Вино или пороки.
— Музыка и любовь к коляскам.
— Допустим. Он нас подвел. Так пусть же граф сам отправляется к Геворку и несет сюда дневники. А если он этого не сделает, то и мы сумеем довести до сведения тех, кому это следует знать, кто такой человек, именующий себя графом Челуховским. И тогда голове мнимого графа не миновать плахи. Не так ли?
— Вы хотите ему все это сказать?
— Нет, — жестко ответил отец Торквани. — Мне незачем вмешиваться. Все это скажите ему вы сами. Вы не сумели заполучить дневники Геворка. Граф поставил под угрозу все наше дело, подсунув нам умалишенного Корытку. Я не буду удивлен, если узнаю, что и русский царь, и князь Острожский, и печатник, и граф, и Корытко — молочные братья или что-нибудь в этом роде. Все сошли с ума. Каждый в отдельности. И все вместе. Целые страны. Возьмите Францию, Польшу… Что за чехарда на престолах? Престол — святое место. Нельзя, чтобы на трон садился тот, кто проворнее. Помяните мое слово: во Франции на трон взберется безбожный Генрих Наваррский, пьяница, развратник и драчун… Я устал. У меня голова идет кругом. Решайте вдвоем с графом, как исправить дело. Вам надо собраться с мыслями для трудной беседы. Я же пойду к себе в комнату, где и буду вас ждать.
Читать дальше