Оскар Хавкин - Моя Чалдонка

Дима выловил из чашки полную ложку гущи, но не стал есть сам, а выплеснул Чернобобу.

— Смотри-ка, — сказал Ерема, — все ест — и картошку, и морковь!

— Он у нас ученый, — ответил Веня. — Капусту кислую — ест, огурцы соленые — ест. Даже грибы маринованные!

— Не собака, а поросенок! — гоготнул Ерема.

— А я говорю, ученая! — настаивал Веня. — Вот смотри. Чернобоб! — Песик, тихонько повиливая хвостом, подбежал к Вене. — Садись! — Песик послушался. Веня положил на влажный нос Чернобоба жесткую свиную шкурку. — Смирно! — Мохнатая мордочка застыла. — Можно! — Чернобоб чвякнул зубами, и шкурка мигом исчезла в пасти. Веня оглядел товарищей счастливыми глазами; вон у меня собака какая!

— И вправду ученая, — сказал Дима и с хитрецой взглянул на Ерему. — Твои-то голубки поплоше. У тебя, Ерема, карий пропал, что ли?

Ерема Любушкин — завзятый голубятник. Позади дома он смастерил высокую и узкую проволочную клетушку для двух десятков голубей — сизых, бело-сизых, сизо-коричневых. Откроет Ерема проволочную дверь, взмахнет шестам, и голуби, словно брошенные из горсти, взмывают к небу и ну выстегивать петли друг над дружкой.

— Почему пропал? Здоров! У меня теперь новые почтари есть — залюбуешься! А один до того умный — только не говорит. Приходи — покажу.

— Далеко к вам на Первый стан, за самую протоку, — ответил Дима. — Ты лучше приноси завтра в школу.

— В школу? — изумился Ерема. — Вот уж ни к чему!

— Уж такой, наверно, голубок замухрый, — ухмыльнулся Дима, — козявка какая-нибудь. Стыдно показать.

— Козявка? — возмутился Ерема. — А вот увидишь. Думаешь, как твой Венька, плетень плету? — Он протянул чашку Отмахову: — Сполосни-ка, тебе ближе.

Веня отвернул кран у бачка, прислоненного к лиственнице, и стал набирать воды.

— А что Веня? Что ты на него? — ответил Дима. — Веня всегда в точку попадает. — И Дима очень похожим, Вениным голосом заговорил: — «Финикияне ели финики и ездили на прекрасных пароходах… Бегемоты живут в болотах и питаются морскими листьями… Из винограда добывают масло и зеленую краску… В доисторические времена в России жили купцы и мамонты».

Веня внезапно обернулся, отвел чашку в сторону и с силой плеснул водой на Диму, окатив попутно и Володю и Любушкина.

— Вот тебе — не дразнись!

Все вскочили на ноги, кроме Еремы. Он лежал и, держась за живот, гоготал во все горло. Пуртов же бросился к Отмахову, на ходу сгибая руку кренделем.

— Давно клещей не пробовал!

Володя решительно стал между ними:

— Сам виноват, не трогай.

— «Не трогай!» Заступник нашелся! Уйди, а то я тебе настукаю. Тебе еще за Тамарку следует.

Дело, наверное, кончилось бы потасовкой, если бы не Нина Карякина. Порозовевшая, веселая, она вприпрыжку пробежала мимо ребят.

— Пятый «Б», пятый «Б», за работу! — кричала она.

— Пошли, хватит вам! — сказал Ерема. — И зашагал на участок.

Раздался удар о рельс. Сотни школьников расходились от стана к своим участкам.

Дима на ходу ткнул Веню в бок:

— Ишь, водолей! Завтра приноси, что обещал, а то худо будет. Не возьму тебя. Пеняй тогда на кого хочешь.

— Ну и не надо! — крикнул ему вслед плачущим голосом Веня.

— Куда это он не возьмет тебя? — спросил его Володя.

— Да вот, понимаешь, туда… — Плачущие интонации исчезли. Веня крутил рукой в воздухе и вдруг, придумав, выпалил: — На охоту!

— На охоту? Уж не ври. Что это вы все время вместе ходите да шепчетесь? Думаешь, не видно?

— Мы? Да выколи мне глаза!

— Все-таки ты вруша, Венька. Думаешь, не видел, как вы меж собой… А что обещал принести?

— Я? Да это, как его… штуку одну.

— Какую штуку? — допытывался Володя.

— Вот привязался… — И, отвлекая Володю, Веня опросил: — А здорово я их водой окатил? А? Здорово?

— И меня тоже.

— Тебя я не хотел… А миска-то на девять человек. Головану по, крайней мере половина досталась. Ну-ка, Володя, давай вперегонки!

Дверь в кухню прикрыта, но в комнату оттуда доносится каждый шорох: переборка тонкая, дощатая. Слышно, как долбит пол деревяшкой дядя Яша: от столика к печке, от печки к висячему шкафчику, от шкафчика снова к печке. Слышно, как мурлычет он себе под нос любимую песенку:

Дядя Яша, увлекаясь, чуть повышает голос:

Спохватившись, он замолкает. Приотворив дверь, просовывает усы: не проснулся ли Веня? И снова тихонько начинает: