Андрей Дугинец - Ксанкина бригантинка

Висеныч кивнул, зная, что речь идет о Ксанке, но ничего не сказал, чтобы не смущать Валерия.

— Я хотел подарить ей ту белочку, что, помните, видели в лесу на сосне. Да ведь ее не достанешь…

— Ну, времени еще много, можно и звезду с неба достать! — заметил Висеныч. — А только надо способ придумать. На все нужен способ.

Валерка, опустив голову, улыбался, надеясь услышать любимую поговорку учителя о том, что «способом цыган и хату спалил». Но Висеныч этого не сказал, а задумался и как-то тихо, словно сам для себя, рассказал, как он в партизанах нашел способ переправиться через непроходимую болотистую речушку….

Речушка узенькая, метров семь. А перебраться невозможно, потому что дно у нее — трясина. Засасывает эта дрягва все живое, холодом парализует. Партизан было семеро. Все больные. Вчера только лежали в санчасти. А утром, когда боевая часть отряда ушла на железную дорогу, на лагерь напали фашисты. Больным пришлось взять оружие и прикрывать уход женщин и детей из вражеского кольца. Зато самих, эту тифозную семерку, фашисты потом загнали в болотистую глушь, откуда не было никакого выхода. И вот он, Висеныч, придумал тогда способ перебраться через непроходимую трясину. Он собрал все ремни. Нарвал тесемок из крепкой гимнастерки, сделал веревку с петлей. Долго бросали петлю на ту сторону трясины, пока не накинули на ольховый куст. А когда петля затянулась, Висеныч лег на жидкое месиво и, перебирая руками веревку, поплыл на другую сторону. И так перебрался весь отряд.

Выслушав это, Валерка сказал, что он уже ходил в лес, пробовал забросить на ветку веревку с грузиком. Но очень высоко эта ветка, никак не долетает грузило.

— Эх ты, современный человек! — ухмыльнулся Висеныч, и лучики от глаз пошли во все стороны. — А вот первобытный забросил бы…

— Да, у них был бумеранг. И они сильнее умели метать, а по деревьям лазили, как обезьяны. — В оправдание себе Валерка собрал все сведения о первобытном человеке.

— Бумеранга и я не умею метать, хотя лет двадцать выстругивал их, пытался сделать… — признался Висеныч. — Но из рогатки-то ты стрелять наверняка умеешь?

Валерка в порыве восторга хотел обнять этого полного, добродушного человека, прижаться, как к родному. Но он только кивнул, чуть прищурив глаза: мол, все понятно. И ему действительно было ясно, как дальше действовать. Он уже видел себя с рогаткой в руках, подошедшим к заветному дереву. Вот он выстрелил. Гаечка, пущенная из рогатки, стремительно полетела вверх, увлекая за собою тонкую, но прочную капроновую леску. А когда гаечка, потеряв скорость, пошла вниз, леска повисла на высокой ветке. Ухватившись за один ее конец, Валерка начал тянуть ее вниз, пока на ветку не поднялась веревка, которой уже без труда он сорвал причудливую фигурку.

С днем рождения,

Ксанка!

Эти слова золотом по светло-голубому полю были написаны посередине доски, вставленной в массивную золоченую раму и вывешенной на стенку в коридор. Ниже, более мелко, было описано все, чем мог похвалиться именинник или за что его могли похвалить другие.

Вывешивался этот стенд, как всегда, до завтрака, на самом видном месте, мимо которого шли в классные комнаты, поэтому весь интернат знал, кто сегодня именинник.

Одноклассники в этот день обедали вместе, и у них на третье был именинный пирог, а тетя Нюра, бездетная повариха, целовала именинника и что-нибудь дарила. Была она в эти минуты веселая, шумливая. А только потом (ребята это нечаянно подсмотрели), потом, где-нибудь в темном уголке на кухне, тетя Нюра долго плакала, делая вид, что чистит лук.

Сегодня пирог был такой, какого ребята еще не видывали. А только тетя Нюра не вышла поцеловать именинницу. Говорят, много раз собиралась и все не могла. Ксанка, оказывается, была очень похожа на умершую дочку тети Нюры. Делить пирог тетя Нюра вместо себя попросила дежурную воспитательницу.

С кусочками пирога весь класс вышел из столовой, громко прославляя именинницу и щедрую тетю Нюру.

Ксанка свою долю, на которой розовым кремом было написано ее имя, раздала первым встречным из других классов, а последний кусочек отнесла Валентине Андреевне в ее кабинет, и там вдвоем они его съели.

В комнату возвращалась Ксанка вприпрыжку, вполголоса напевая без слов свою любимую песенку. Но, переступив порог своей комнаты, сразу умолкла. Остановила ее тишина и какой-то необычайный восторг, в каком стояли девочки возле ее койки. Здесь были не только свои, но и из соседних комнат. Они, видно, чем-то любовались. А заслышав голос именинницы, умолкли и смотрели в сторону двери.