Бьянка Турецки - Юная модница на балу у королевы

— Дорогая моя, у нас связаны руки. На этот раз ты по-настоящему влипла, — заявила Гленда.

— Сбежать тайком. Мы отвернулись на минутку, и фьють! — Марла щелкнула пальцами.

— Да ладно, Марла, она уже почти подросток Они, бывает, и из дома могут сбежать.

— И Мария Антуанетта, вероятно, влияет на нее не лучшим образом, — заключила Марла, осуждающе присвистнув.

— Но ведь ты находчивая девочка. Раз сумела до сих пор обходиться здесь без нашей помощи, то наверняка сможешь и вернуться назад. Будем надеяться, ты начнешь иначе оценивать свою жизнь, — пророческим тоном заметила Гленда.

— Прошлое может многому научить, дорогая. Ну вот, я уже становлюсь похожа на заезженную пластинку. — Марла проглотила очередную виноградину, и в тот же миг верхняя рубиновая пуговица оторвалась от ее лифа и пролетела через всю комнату, как ракета. — Упс! — воскликнула Марла, и щеки у нее стали того же густо-красного цвета, что и улетевшая пуговица.

— В конце концов, возможно, твои новые проблемы вроде той, что твой отец потерял работу, вовсе не новы. Финансовый кризис? Думаешь, в предреволюционной Франции не было финансового кризиса? В наши дни даже по улицам Парижа не пройдешь без того, чтобы кто-то не попытался сорвать рубины прямо с твоего корсажа, — сказала Гленда, бросив на Марлу острый взгляд.

— Думаю, с тех пор, как в последний раз его надевала, я набрала пару кило, — покачала головой Марла.

— Теперь у тебя появились проблемы, я бы сказала, более серьезные по сравнению с тем, что ты не попала на экскурсию в Европу, — добавила Гленда, зловеще проведя по горлу длинным красным ногтем.

Жест был понятным и без слов. Но сейчас он обрел совершенно новый, ужасающе реальный смысл.

Неожиданно в дверь спальни негромко, но отчетливо постучали.

— Не можете ли вы, дорогие мои спрятаться, черт возьми? — спросила Луиза в панике, поднимая покрывало тяжелого красного атласа.

— Неужели ты нас стесняешься? — пробормотала Гленда. — Ну и детки пошли…

Когда Луиза, расправив платье в тщетной попытке успокоиться, повернулась, чтобы открыть дверь, она ощутила сильный запах французских мускусных духов и, обернувшись, увидела, что ее гиды по межгалактическому туру исчезли в огромном фиолетовом облаке с ароматом фиалок. Она покачала головой, озадаченная их театральным уходом.

Не успела она дотянуться до дверной ручки, как две личные горничные Габриэллы, мисс Жердь и мисс Тумба, как окрестила их про себя Луиза, торжественно внесли великолепное ярко-розовое платье с темно-розовой гофрированной отделкой. Зачем они утруждали себя стуком, осталось для нее загадкой.

— Пора переодеваться к ужину, — объявила мисс Жердь, хлопнув в ладоши.

У Луизы сразу пропал аппетит. Она думала только о том, как ей найти Стеллу и, пока еще не поздно, вернуться в двадцать первый век.

Мисс Тумба с неуклюжим реверансом подала Луизе свернутый листок почтовой бумаги цвета слоновой кости, который вынула из выреза на своей необъятной груди.

Записка была без подписи, но написать ее мог лишь один человек. Кажется, Стелла сама ее нашла. Луиза улыбнулась и положила бумагу на край стола. Именно такую записку она и надеялась получить.

Обед в тот вечер проходил в новом, недавно построенном крыле дворца, за длинным столом, установленным в центре огромного, пышно украшенного зала. Темнота, когда Луиза смогла бы наконец толком поговорить со Стеллой, никак не наступала. Беседа с Марлой и Глендой оставила ощущение разочарования. Почему они не могли ей сказать все прямо, вместо того чтобы придумывать бесконечные головоломки, которые не имели к ней никакого отношения?

Нервничая, она едва дотронулась до своего желе, принесенного одним из лакеев, которых тут была целая армия. Похоже, в Версале нашли работу не меньше тысячи человек. Только что поданное блюдо представляло собой янтарного цвета шарики желе с кусочками мелко рубленного мяса и овощей. Даже ее мать не сумела бы приготовить такую гадость, подумала Луиза, касаясь ложечкой дрожащего шарика. После всех восхитительных лакомств, которые Луиза к тому времени успела попробовать здесь, она даже удивилась тому, что обед не отличался изысканностью.