Луиджи Бертелли - Дневник Джанни Урагани

– До самой смерти не забыть мне Первое мая прошлого года, которое стало самым прекрасным и одновременно самым ужасным днём в моей жизни! – так начал Джиджино свой рассказ.

В тот день – я и сам это отлично помню – весь город стоял на ушах. Социалисты настаивали, чтобы все магазины были закрыты в честь праздника, но многие лавочники не собирались терять дневную выручку; в школах тоже было неспокойно – папы одних учеников были социалистами и хотели, чтобы директор объявил в тот день выходной, а папы других и слышать об этом не желали.

Все мальчишки в этих обстоятельствах, само собой, перекинулись на сторону социалистов, даже те, чьи папы поддерживали партию соперников, ибо в том, что касается выходных, все школьники мира придерживаются одного священного принципа: лучше гулять на свежем воздухе с красной гвоздикой в петлице, чем сидеть в школе.

И правда, многие ребята в тот день устроили забастовку, и я, помнится, тоже не пошёл в школу, и за это папа три дня держал меня на хлебе и воде.

Что поделаешь! Все великие идеи требуют жертв…

А вот бедному Джиджино Балестре пришлось совсем туго.

Он, в отличие от меня, бастовал с согласия своего отца; точнее даже, отец заставил бы его в тот день прогулять школу, но, разумеется, уговаривать его не пришлось.

– Сегодня праздник труда, – сказал сыну синьор Балестра, – можешь пойти погулять с друзьями. Веселись и будь умницей.

Джиджино, как послушный сын, отправился за город навестить друзей. Там они всей компанией так веселились, что к ним постепенно присоединились все деревенские мальчишки: собралось человек двадцать.

В какой-то момент Джиджино, который немного кичился тем, что его папа – один из лидеров социалистической партии, начал говорить о Первом мая, о социальной справедливости и всём таком прочем – в общем, повторять как попугай то, что он запомнил из разговоров взрослых. Тут вылез один мальчишка, грязный и в лохмотьях, и сказал:

– Всё это красивые слова; но в твоём распоряжении целая лавка, набитая пирожными и сладостями, а мы, бедняки, даже не знаем, какие они на вкус, разве это справедливо?

Джиджино растерялся. Но подумал и ответил:

– Так лавка-то не моя, а моего отца!

– И что с того? – парировал мальчишка. – Он же социалист! А значит, сегодня, в праздник труда, он должен был раздать пирожные детям, особенно тем, кто их в жизни не пробовал… Если он не подаёт хороший пример, нечего рассчитывать на кондитеров-ретроградов!..

Это сомнительное заявление показалось всем очень убедительным, и вся компания принялась кричать:

– Краб прав! (Такое было прозвище у этого мальчишки в лохмотьях.) Да здравствует Краб!

Понятное дело, Джиджино расстроился: он выставил себя дураком перед всеми этими мальчишками, да ещё скомпрометировал своего отца; он никак не мог придумать, что бы такого ответить своему противнику, и тут ему в голову пришла идея, которая поначалу испугала его своей дерзостью, но потом показалась единственной возможностью спасти семейную репутацию.

Он прикинул, что его отец в этот самый миг произносит речь в палате труда, а ключи от лавки лежат дома, в ящике комода.

– Что ж! – выкрикнул он. – Я и мой отец приглашаем вас всех в лавку отведать наших фирменных пирожных… Только давайте сразу договоримся: по штуке в одни руки, идёт?

Тут же настроения переменились как по волшебству, у всех потекли слюнки и, весело крича: «Да здравствует Джиджино Балестра! Да здравствует его отец!», мальчишки двинулись в город. Ну вылитый отряд доблестных вояк, отправившихся завоёвывать вражескую крепость, временно оставшуюся без стражи.

«Тут всего человек двадцать, – прикидывал тем временем Джиджино, – а 20 пирожных… положим, даже 25… в лавке их сотни, так что никто ничего и не заметит… Глупо из-за такого пустяка ронять мой авторитет, авторитет моего отца и даже всей нашей партии!»

Когда они добрались до города, Джиджино сказал своему верному отряду:

– Слушайте, я сбегаю домой за ключами от лавки… Я мигом. А вы пока подходите к чёрному ходу, но не всей гурьбой, чтобы не бросаться в глаза!

– Ладно! – закричали все.

И только Краб сказал:

– Эй! А ты нас, случаем, не разыгрываешь? А не то… сам понимаешь…

Джиджино ответил с достоинством:

– Я Джиджино Балестра! И если я дал слово, я его сдержу!

Он юркнул в дом, где были мама и одна из сестёр, незаметно проскользнул в комнату отца, стащил из ящика комода ключи от лавки и убежал, бросив маме на бегу: