Мария Майерова - Робинзонка

Отец обедал за воскресным столом — о, Блажена очень охотно накрывала стол празднично! Вот тут, рядом с тарелкой, она положила нож и до серебряного блеска начищенную ложку, даже налила свежей воды в стакан — все так же, как она видела в ресторане около Мацохи. В японской вазочке распускалась гвоздика, и ее аромат разносился по всей комнате.

День ворвался в комнату совершенно неожиданно, словно выстрелил в окно и залил все своим стремительным летним сиянием. Кухня казалась сегодня очень большой, стены словно расступились, праздничное настроение, казалось, лилось из невидимых источников. Все существо Блажены пронизало ожидание какой-то радости.

Я счастлива, я счастлива, словно отсчитывал маятник времени в сознании Блажены. Быть счастливой — вот мое самое любимое душевное состояние.

Иметь все красивое перед собой, все, что неуловимо дрожит и звенит вокруг нас, словно колокольчики на мчащейся русской тройке. Мчаться и мчаться к волшебным просторам..

Но тут Блажена очнулась:

— А почему ты смеешься?

— Да я смотрю на пол.

— А что ты там видишь?

— Ты ведь его вчера мыла, не так ли?

— Мыла, ну и что? Поэтому ты и смеешься? — Блажена в смятении глядела то на отца, то на пол, а потом на себя: не торчит ли у нее какая-нибудь смешная тесемка или не похожа ли она на пугало, вымазавшись в саже?

Отец просто зашелся от смеха. Прищурившись, блестя глазами, он смеялся так заразительно, что и у Блажены рот невольно растянулся в улыбке. Но отец не говорил, над чем он смеется. Наверно, он смеялся над ней, иначе почему бы ему не сказать, чтобы и она посмеялась вместе с ним?

Блажену всегда сердило, если кто-нибудь смеялся, не говоря, почему он смеется. Неужели правда, что отец смеется сейчас над ней? Она чувствовала себя оскорбленной, хотя хорошо знала, что отец никогда ее не обидит. Но разве сейчас папка не понимает, что обижает ее, разыгрывая какую-то непонятную комедию?

— Папка! — крикнула Блажена и, побледнев, топнула ногой. — Скажешь мне наконец, почему ты ржешь, как конь?

Только этот грубый окрик привел отца в чувство. Он вдруг удивился, откуда в Блажене появилась эта грубость, но сам поразился тому, как неестествен его смех.

— Ну да, конечно, это все нервы. — Но он не мог остановиться. — Блаженка, иди сюда! Иди сюда, девчонка противная, подойди ко мне поближе.

И, когда она нерешительно, все еще сердясь, приблизилась к нему, он повернул к себе ее лицо и пристально посмотрел ей в глаза:

— Видишь, я больше не смеюсь. Но ты не должна на меня сердиться — ведь я уже думал, что совсем разучился смеяться.

Блажена все еще продолжала хмуриться. Все чувства притаились в ней очень глубоко, это был клад, который она никому не показывала, даже родители могли лишь догадываться о нем. Поэтому она не откликнулась на отцовский призыв и холодно спросила:

— Так над чем же ты смеялся?

Он мягко нагнул ее голову, по-прежнему касаясь ее висков, словно желая ее загипнотизировать.

Резкое утреннее солнце било прямо в пол. Словно увеличительное стекло, оно обнаруживало каждую трещинку. И в этом обвиняющем свете весь пол был разделен на квадраты с неровными краями. Середина квадратов была до блеска чистой, а все границы между ними отчетливо вырисовывались.

— Да это какая-то шахматная доска или вид с самолета, — сказала Блажена.

— Нет, просто пол, вымытый новичком. Вот так же ездят новоиспеченные шоферы, только они выделывают другие геометрические фигуры. Знаешь, вот так.

— И все это сделала я! Прямо вспахала! — Блажена растерянно смотрела то на пол, то на отца: не зальется ли он опять безудержным смехом.

Но отец не смеялся, и взгляд его был ясным и ободряющим.

Он вдруг хитро подмигнул ей:

— Ни один ученый не упал с неба.

— Но я тебе скажу, — возразила Блажена, — это не прошло мне даром. Посмотри на мои колени!

Она сняла чулки, и удивленный отец увидел на коленях неопытной поломойки ссадины, пузыри и занозы.

Отец испугался не на шутку, промыл спиртом Блажене ранки на коленях и смазал их мазью.

— Ну, до свадьбы все заживет.

— А я не выйду замуж, не выйду! — визжала от боли Блажена.

— Ну и не выходи! А мороженое поесть можно тебя пригласить?

Разумеется, Блажена разрешила. Теперь она уже знала, что отец смеется, но не над ней.

И вскоре она совсем позабыла о противных полах.

Ведь перед домом стояла машина!

Отец взялся за ручку двери. Блажена уже чувствовала на языке ледяную сладость мороженого с таким волшебным и заманчивым ароматом, что человеку с собой ни за что не совладать.